Попытка развенчания героя

Большие писатели часто оказываются необъективными критиками. Напомню несколько примеров. И. Бунин не признавал таланта Ф. Достоевского, не ценил пьес А. Чехова. В. Набоков (От редакции. Дабы не создавать недоразумений, сообщаем, что наша редакция отнюдь не считает Набокова «большим писателем». Одаренность литературного трюкачества и эпатажа (особенно скабрезного) дана многим снобам и пшютам в литературе. Но это совершенно иная литературная категория, чем «большой писатель». В «большом писателе» всегда наличествует и большая личность. Его не может потянуть порнографическая «слава» (среди международных снобов, конечно) бездарной «Лолиты» и еще более бездарной «Ады». К перечислению Р. В. Плетневым снобнстически-глупых заявлений господина Набокова добавим, что ему же принадлежит в одном интервью сообщение, что «Платон — не философ».) считал, что в курсе по русской литературе достаточно посвятить десять минут творчеству и личности Достоевского. Роман «Доктор Живаго» для Набокова бесталанен и полон мутной советчины. Солженицын же — третьестепенный журналист, а Гете — «пошляк». В истории литературы бывали и обратные случаи, т. е. высокая оценка гением, великим писателем слабого писателя и незначительного поэта. Приведу пример: неумеренные похвалы Гете сербскому плохому поэту и великому чудаку — Симе Милутиновичу Сарайлии. Бывает и так, что «дух времени», установившаяся оценка произведения и его героя, увлекают за собою и талант, и ум, и объективность критика.

В русской критике положительная и похвальная оценка характера, слов и действий Чацкого покоилась не столь на отзыве В. Белинского (он говорит в своей статье больше о Гоголе, чем о «Горе от ума» и Чацком), но на мнениях и аргументах А. Григорьева и особенно И. Гончарова. Статья последнего «Мильон терзаний» (Собр. соч.. т. VIII. М.. 1955, стр. 7.13,15,19, 22. 32-34.) была решающей. Возможно ли считать И. Гончарова вполне объективным критиком? Я полагаю, что нельзя. Если, напр., взять его письмо к А. Пыпину — «Заметки о личности Белинского» (1874 г.), то необходимо отметить известную пристрастность. Гончаров замалчивает многое, оправдывает ряд выпадов, даже таких, где Белинский заявлял о Лукреции Флориани (героиня модного романа Жорж Занд): Лукреция «богиня, перед которой весь мир должен стать на колени!» Гончаров опускает отзывы Белинского о зрелом Пушкине. В этих отзывах читаем: «По своему воззрению Пушкин принадлежит к той школе искусства, которой пора уже совершенно миновала в Европе и которая даже у нас не может произвести ни одного великого поэта». Гончаров не мог не знать, как Белинский печатно одобрял в переводе «Гамлета» самовольную вставку в монологе: «У Шекспира этого нет. Так что ж?.. Переводчик вошел в дух Шекспира, освоился...» (Кстати, Белинский не знал ни слова по-английски и толковал о достоинствах двух переводов!) Гончаров не признает недостатка образования у Белинского, затушевывает его полнейшую зависимость в философских вопросах от мнений приятелей, знавших иностранные языки. В статье-письме ясно желание выгородить Белинского. Замалчивается многое, затушевывается невыгодное при признании горячности, а порою и непоследовательности Неистового Виссариона, как звали Белинского некоторые современники.

Обратимся теперь к «критическому этюду» — «Мильон терзаний». Основные положения этой большой статьи (около 34 страниц) можно свести к двух пунктам. 1) Чацкий впадает в расстройство нервов, добиваясь от Софьи: любит ли она его или нет. Отсюда-де его нетерпимость, преувеличения, отчаяние и гнев. 2) Чацкий ценен как обличитель дурного, закоснелого, эгоистического общества. По Чацкому, старшие чиновники — «подлейшего житья подлейшие черты», или «За дряхлостию лет к свободной жизни их вражда непримирима». Гончаров пишет: «Главная роль, конечно, — роль Чацкого, без которой не было бы комедии, а была бы, пожалуй, картина нравов... Чацкий не только умнее всех прочих лиц, но и положительно умен... У него есть и сердце, и притом он безукоризненно честен... Он вечный обличитель лжи, запрятавшейся в пословицу: "Один в поле не воин". Нет, воин, если он Чацкий, и притом победитель, но передовой воин, застрельщик и — всегда жертва». Далее Гончаров полагает, что те критики ошибаются, которые считают, что в Чацком мало жизненности и это «абстракт, идея, ходячая мораль комедии, а не такое полное и законченное создание, как, например, фигура Онегина...» И с этим несогласен автор «Обломова», тут-де действует закон драматической формы произведения, «Евгений Онегин» же эпическое. С этим положением трудно согласиться, если вспомнить, напр., тип Хлестакова и его обрисовку в «Ревизоре» Гоголя. Знает Гончаров и об отрицательном суждении об уме Чацкого Пушкина: «Сам Грибоедов приписал горе Чацкого его уму, а Пушкин отказал ему вовсе в уме». Здесь, вероятно, подразумевается письмо поэта к А. А. Бестужеву, где читаем следующее: «Теперь вопрос. В комедии "Горе от ума" кто умное действующее лицо? Ответ: Грибоедов. А знаешь ли, что такое Чацкий? Пылкий, благородный и добрый малый, проведший несколько времени с очень умным человеком (именно с Грибоедовым) и напитавшийся его мыслями, остротами и сатирическими замечаниями. Все, что говорит он, очень умно. Но кому говорит он все это? Фамусову? Скалозубу? На бале московским бабушкам? Молчалину? Это непростительно. Первый признак умного человека — с первого взгляду знать, с кем имеешь дело...»

Однако большинство критиков и в новейшее время (см. работы Вл. Орлова («Грибоедов. Очерк жизни и творчества». М., 1954.)) считали, подобно Гончарову, Чацкого и умным, и дельным, и добрым героем. Вот именно в его-то характере, словах и действиях я и попробую разобраться. Вперед же упомяну, что в русском литературном кружке в Филадельфии в юбилейный 1979 год шел спор о «Горе от ума» и его действующих лицах. Судя по газетам, одни из присутствующих обвиняли Грибоедова в неумеренном и излишнем сгущении красок, в неправильном представлении Москвы и москвичей 1820-х годов, тогда как другие защищали автора и его взгляды. Сошлись же, кажется, на том, что Москва 1970-х годов и ее элита хуже изображенной Грибоедовым.

Такой спор, по моему мнению, совершенно беспредметен. Конечно, Москва и москвичи в «Войне и мире» Л. Толстого привлекательны, симпатичны, часто патриоты, во многом люди чести и совести. Да и «Грибоедовская Москва» под пером М. Гершензона нам приятна. Грибоедов же — сатирик! Эдак бы можно упрекать и Гоголя в «Ревизоре» за изображение сплошь отрицательных типов, за судью, берущего взятки борзыми щенками, за невежду лекаря, за городничего — тирана и взяточника, упрекать и говорить, что не все же люди, не все чиновники были так плохи. Но сатира есть сатира, комедия нравов и быта должна насолить и... пересолить, обличить и подчеркнуть зло в обществе, в социальных отношениях, в формах быта. Речь же наша идет о том, насколько главный герой комедии и любимец автора положительный тип, представитель разума и добра.

Прежде чем начать анализ действий и слов Чацкого, позволю себе несколько замечаний о тексте комедии «Горе от ума». Известно, что полностью при жизни Грибоедова она не была напечатана, что лучшими списками считаются Булгаринский и Музейный, но и они несовершенны. Неоспоримо: «Горе от ума» и «Ревизор» — лучшие комедии русской литературы XIX века, даже при ряде неувязок и анахронизмов в произведении Грибоедова. Привожу только наиболее существенные. 1) Служанка-субретка шесть раз названа Лизанька, а затем все время только Лиза. 2) Чацкий спрашивает Софью: «А тетушка? все девушкой Минервой? Все фрейлиной Екатерины Первой?» Но Екатерина Первая (Скавронская) стала императрицей лишь в 1725 году и умерла в 1727 г. Сколько же лет упомянутой тетушке? Судя же по дальнейшим словам Чацкого о тетушке: «воспитанниц и мосек полон дом», что в духе именно некоторых фрейлин Екатерины Второй, о ней и речь? Все в комедии, и сам Чацкий, говорят о его трехгодичном непрерывном отсутствии и езде по Европе. В то же время он замечает офицеру в отставке — Горичу: «Не в прошлом ли году, в конце, в полку тебя я знал? Лишь утро: ногу в стремя и носишься на борзом жеребце...» И тут же он, в болтовне с женою Горича, подчеркивает, что отсутствовал три года. Легко найти еще и другие мелкие недочеты, не уменьшающие блеска речений и живых фразеологизмов комедии. Возможно, что, готовя к печати «Горе от ума», Грибоедов исправил бы ряд недостатков текста и даже черт характера главного героя. Но чего нет — нет.