Кладбище. Все молчат, понурив головы. Синий дощатый гроб опускают на дно двухметровой траншеи. Рабочие копали могилу два дня, стылая земля не принимала труп. Теперь они опираются на лопаты и вытирают мокрые лица шапками-ушанками. Вокруг могилы стоят человек сорок. Все молодые и красивые. Одни тихо плачут, вытирая слёзы платками, другие виновато смотрят в землю. Хороший был человек, открытый и позитивный. Идеальный актёр. Даже смерть не раскрыла трагедию его души. Трагедию одиночества среди друзей…

Мечты…

Очнулся в маленькой тихой комнате. Подсобное помещение с зарешеченным окошком походило на фургон для гробов. За стенкой играла спокойная музыка. Доносились людские голоса. В комнате висела тусклая лампочка. Пульсирующий свет напоминал биение сердца. В углу стояла половая тряпка и лопата. Рядом помятое ведро с песком. Шевельнул пальцами. Целы. Подёргал кончиком носа. Всё на месте. Уши горели, будто их натёрли грубой мешковиной. Скинул махровое одеяло и огляделся. Комната оказалась кладбищем разбитых вещей. Дырявые сундуки, стулья без ножек, пианино без клавиш. Всё под толстым слоем пыли. Приравняли к списанным вещам. В какой-то мере заслуженно.

Подошёл к двери. На ржавой трубе сушилась мокрая одежда. По углам в поисках еды бегали мыши. Голова гудела, в висках раздавались мерные щелчки. Дёрнул за ручку. Выйти по-тихому не получилось, петли скрипнули и привлекли внимание кухарки.

— Очнулся утопленник. Как самочувствие?

Подал знак, что всё в порядке. Ветер забрал голос на водохранилище.

— Садись. Сейчас еду принесу. Только в окно не прыгай.

Улыбнулся. Девушка задержала взгляд на моих губах. Сел за столик возле плиты и посмотрел на улицу. Погода успокоилась. В зимних узорах на стекле играли солнечные блики. Ветер утих, и вместе с ним успокоилась метель. Знакомый официант курсировал из кухни к столикам и обратно.

Девушка вернулась с тарелкой супа и стаканом чая.

Кивнул в знак признательности. Кухарка рассказала, что меня нашли на другой стороне водохранилища, в двухстах метрах от шоссе. Официант увидел исчезающую в пурге фигуру и вызвал спасателей. Чтобы не терять времени, меня доставили в ресторан и оказали первую помощь. В больницу не забрали. Для дураков мест нет. Лишние пару часов на льду и мой хладный труп занесло бы снегом.

В конце повествования кухарка обозвала меня глупцом. На роговице её глаз дрожал полумесяц зарождающихся слёз.

В кухню вернулся официант и кивнул в знак приветствия. Поднял руку и улыбнулся. Официант взял несколько тарелок и ушёл в зал. Девушка убрала посуду и принесла вторую чашку чая. Голос возвращался маленькими крупицами.

— Как вас зовут?

— Таня.

— Кирилл. Спасибо за прекрасный… завтрак.

— Обед, — девушка рассмеялась и указала на часы.

Время, вычеркнутое из жизни. Два миллиона крутились в голове, когда пришёл в ресторан, лежали на плечах, когда брёл по хрупкому льду, и теперь, когда стоило радоваться спасению, банкноты горели перед глазами.

Девушка посетовала на усталость. Всё время она оттирала моё тело. Машинально спросил, понравилось ли ей? Кухарка вспыхнула. Неосторожное замечание. В Тане чувствовалось строгое воспитание. Мог бы догадаться по манере поведения.

Пальцы её подрагивали от утренних воспоминаний.

Неожиданно она расплакалась. Мои попытки приласкать девушку ничем не закончились, и она выбежала в раздевалку.