Эпилог

Емельян плохо запомнил полет над морем, которое сверху гляделось этаким стеклянным, ровным. И эту стеклянную синеву нарушала робкая зелень далекого берега. То есть по первости берег этот был далек, а после стал вдруг и близок.

Остров.

Не сказать, чтоб велик, но и не мал. Разлился кляксой темною на волнах, и те ярятся, бьются о высокие камни, рассыпаются пеной да пылью водяною. Красота.

Дракон сделал над островом круг.

Он, привыкший уже к наезднику-человеку, будто показать желал… что ж, показать было что. Зелень-оправа, из которой поднимался алый камень горы. В разверзстой пасти ее кипело… кипела… кровь земли? Вот она, значится, какая.

Опустившись на широкий уступ, дракон наклонил шею и крыло расправил, позволяя Емельке спуститься. И когда человек на уступ ступил, дракон оное крыло выставил меж Емелькой и разверзстою пропастью.

– Спасибо. – Ноги затекли.

Да и… лететь только поначалу было интересно, потом уж Емелька и замерз, и устал, и тело онемело. Он присел.

Поднялся.

Помахал руками, как Архип Полуэктович учил.

Прислушался.

– Они живы, – сказал Емелька, хотя дракон и без него знал, но молчание утомляло. Емелька прежде и не думал, что ему так важно – говорить.

Хоть с кем.

Пусть и с драконом.

– Они там, да? Мне надо спуститься? Хорошо…

Над огненной горой воздух дрожал от жара. И если подойти ближе, Емельян вспыхнет, но… ему ли бояться огня? Он огляделся.