А вода прибывала быстро.

Грязными ручьями.

И реками.

Холодная. Даже не холодная – ледяная, будто не лето на дворе, а зима лютая. В такой воде сгореть легко… и девки кружатся, поют заунывными голосами. Зато Фрол Аксютович будто очнулся.

Оглянулся.

Увидал, что девчонок на крышу запихивают. Кивнул одобрительно… Люциану увидел.

Посмурнел.

– Что ты творишь? – Он злился, и вода, эту злость чувствуя, расступалась, чтобы залить следы. И хорошо, что дом этот стоит на возвышении. Вон, те, что пониже, по самые окна затопило. И Кирей вынужден был пламя отозвать.

Оно ярое, да столько воды не одолеть.

К нему и кинулись водяницы…

Кинулись бы, когда б не грозный рев виверния, не клубы желтого дыма, от которых заволокло всю улицу. И дым был плотен, хоть иглой шей… а когда рассеялся, то Арей с некоторым удивлением обнаружил, что улица-то опустела. Ни родственника дорогого, ни Архипа Полуэктовича… уволок, стало быть?

– Так надо, Фрол. – Люциана Береславовна высвободила руку. – Щит должен держаться, иначе никто не выживет… а они ни в чем не виноваты. Дети ведь…

– Я…

– Ты за ними присмотришь. – Она улыбнулась и поднялась, на руку опершись. – И рассвет уже скоро. Кровь должна идти, тогда знаки будут держаться… будут держаться… и вода не смоет… и щит устоит… а если устоит, то и мы выживем… до рассвета дотянем. А там стрельцы подойдут. Правда?

– Правда.

А ведь солгал.

Оба врут друг другу, в глаза глядючи. И на это смотреть больно.

– Лезь! – Арей смотреть и не стал, выдернул Егора, который о чем-то задумался. – Давай, чего стоишь?

– Там Мор…

– Что?