– Я не знаю, – видно было, что дарса растерялась. – Я не знаю, как она подключена. Может быть, вы посмотрите?

Илларион поискал и не нашел причину для отказа. Вообще-то он собирался проводить кошку к ее калитке, не заходя во двор. Но сомнительную ситуацию с розеткой игнорировать было нельзя. А ну как коротнет? А если выяснится, что Иллариона просили оценить риск, а он проигнорировал? Сотруднику противопожарной службы такое поведение не к лицу, чтобы там о нем ни рассказывали за спиной соцработники.

Брайко настороженно заскрипел. Дарса посмотрела на него и замурлыкала – извиняясь за то, что напугала, уговаривая не сердиться, приглашая в гости: «Посмотришь, как живет Здравка». Илларион заслушался и чуть не ушел к кошке только в домашних штанах – в последний момент сообразил, вытащил из шкафа мягкую клетчатую рубашку.

Он все-таки на минуту заманил дарсу в дом – распахнув все двери, указал на спальню Брайко:

– Вот, смотрите. Весь сыр-бор из-за этого домика. Я уверен, он позвал вашу дочь покататься с горки.

– О! Какая красота! У Нильса без горки.

– Брайко сам такую выбрал. Я ему иногда завидую. Жаль, что в моем детстве таких кроваток не было. А, может, оно и к лучшему. Мы бы с братом эту конструкцию на щепки разнесли. Мы были… очень подвижные и активные.

По дороге кошка назвала свое имя:

– Альма Муркке. А это моя дочь Здравка. Мы приехали к источнику минеральной воды, но Здравка отказывается ее пить. Я решила, что мы немного поживем тут, дождемся сезона фруктов. А потом подумаем, что делать дальше.

Илларион сообразил, что выдался удобный момент, чтобы спросить о семейном статусе, и, позволив поскрипывающему Брайко забраться себе на шею, поинтересовался:

– А ваш супруг сюда приедет?

– Мы развелись в феврале, – сообщила Альма. – Он не знает, что мы уехали, и не будет нас искать. У него своя жизнь, у нас – своя.

Илларион кивнул, пробормотал:

– Всяко бывает.

Дом встретил их волной вкусного запаха. Горячая корочка пирога, рыба, кухня, в которой хозяйствовала кошка. Следы Здравки, бегавшей за матерью по пятам, пришивали к волчьему дому кисею кошачьего уюта, прятавшую жилище под балдахин, сотканный из ароматов, мурлыканья и шерстинок.

Илларион отказался от пирога, проверил розетки, поглаживая Брайко, не желавшего слезать с плеча. А потом как-то незаметно сел за кухонный стол и все-таки съел один небольшой пирог – Брайко решился, спрыгнул на пол и побежал осматривать дом вслед за мяукающей Здравкой.

– Вы на меня рассердились, Илларион, – сказала Альма, подкладывая ему еще одну «калитку». – Тогда, когда мы столкнулись на улице возле машины. Извините. Я, наверное, сказала что-то неуместное. Простите. Я буду молчать.

Илларион вздохнул, попросил:

– Давайте забудем. Я не ожидал, что незнакомая кошка в новом городе назовет меня домашним именем. А вообще меня все со временем начинают называть Ларчиком, чтобы язык не ломать.

– У вас красивое имя. И Братислав – красивое имя. Возьмите еще один пирог, нам со Здравкой этого много, будет черстветь в холодильнике.