– Спасибо, что делала, – не зная, как облечь благодарность в слова, ответила Альма. – Ты же могла вообще ничего не делать, я это прекрасно знаю.
Они опять обнялись. Пошипели, помурлыкали, поплакали и перешли к обсуждению текущего момента. Альма еще раз попросила не трогать Пепельника.
– Я хорошо подумала. Надо подать на развод. Когда я продам участок, выделю ему сто тысяч. Сумму, которую пообещал отец.
Марианна попыталась возразить, но Виктуш ее одернул – не лезь, сами разберутся.
– Отдам ему деньги и куда-нибудь уеду. В Ирбисск. Или в Котенбург. Не представляю, где можно спрятаться, чтобы отец меня не достал.
– Ты что, не собираешься писать на них заявление?
– Нет, – покачала головой Альма.
– Я считаю, что надо…
– Марианна, не дави, – остерег Виктуш. – Первым делом, как я понимаю, нужно подать на развод и подлечить мелкую. Сначала это сделаем, а потом поговорим о заявлении.
Рысь был прав. На Альму свалилась куча хлопот. Здравку обследовали, диагностировали редкую форму кошачьего гастрита и уложили в больницу. Пришлось разрываться, сбегая в казенные учреждения в тихий час, когда дочь засыпала, измаявшись от непривычной обстановки. Да и сама Альма почти позабыла, как это – общаться с рысями, лисами, медведями и людьми. ЗАГСы и суды ничем не напоминали дом Виктуша и Марианны – шум, толпы, громкие голоса и скверные запахи.
Возбуждать уголовное дело против отца она отказалась наотрез. Боялась, что тот проклянет – не ее, Здравку. Марианна опять начала уговаривать, но Виктуш спустил ее с небес на землю: «Знакомый следователь сказал – мороки будет много, а доказать умысел практически невозможно. Шаман упрется и будет стоять на своем: выдал замуж, чтобы внуков понянчить, деньги брать не собирался. Никогда не запирали, сама с участка не выходила. А если и запирали, то муж виноват, он-то тут причем? Он в чужую семейную жизнь не лез, жалоб не слышал. Нет фактов, свидетельствующих, что было иначе».
Эти разговоры позволили Альме понять – супруги могут спорить, но не ссориться. Или ссориться и тут же мириться. Марианна могла отстаивать свою точку зрения и одновременно таскать у Виктуша куски с тарелки. Порычать, а через полчаса полезть целоваться. Одно другому не мешало. Удивительно. Альма почему-то думала: «Всё или ничего». Если сошлась с котом – или терпи, или убегай. А ей показали, что можно по-другому.
Выписанная из больницы Здравка немного привыкла к суматохе рысьего дома, перестала вздрагивать, услышав шутливое шипение или громкое мурлыканье. Они по-прежнему жили в маленьком доме, но частенько проводили вечера в гостиной: Виктуш засыпал в кресле, Здравка и Нильс возились на полу, Марианна смотрела телевизор и обсуждала новости – то с Альмой, то со спящим Виктушем, то сама с собой.
Развод и оформление собственности случились в последние дни февраля, словно Линша решила подгадать перемены в жизни к смене сезона. К Альме почти сразу же приехал представитель «Ирбала». За участок, выкупленный за восемнадцать тысяч, предложили пятнадцать миллионов. Марианна предлагала поторговаться до двадцати, но Альма, пораженная суммой, немедленно подписала предварительное согласие на сделку. Линша проявила неслыханную щедрость, сделав их со Здравкой богатыми кошками. Грех идти против ее воли и пытаться что-то еще урвать.
Пепельнику Альма честно отдала оговоренную долю. Для этого пришлось ехать на заимку – муж продолжал жить там после развода. На этот раз не было ни поезда, ни беготни на лапах. Виктуш озаботился сопровождением, и Альму доставили к воротам на одном из трех черных джипов. Два других были набиты до зубов вооруженными сотрудниками силового подразделения ФССПД, громко мечтавшими, чтобы Пепельник оказал сопротивление.
Альма забрала из родильного дома вежу, а из материнского – огромный ларь. Потемневший от времени сундук, окованный железом, стягивающийся кожаными ремнями и запирающийся на два навесных замка. Такие лари обычно передавались по наследству – если кошка продолжала заботиться о рожденном котенке, а не отдавала его в интернат навсегда – служили хранилищем ценных вещей, а иногда и спальным местом для котят. Виктуш, увидев ларь, присвистнул, с помощью товарищей кое-как запихнул его в багажник и спросил:
– Обереги и вежи из красного угла будешь забирать?
– Нет, – помотала головой Альма. – Матери на могилу отнесу. Оставлю на волю духов.
Она сходила к холмику под охраной силовиков. Зарыла в снег пожелтевшую вежу с двумя фигурками, навесила обереги на выступ могильного камня, пробормотала слова прощания. В договоре продажи отдельным пунктом было оговорено, что корпорация «Ирбал» обязуется сохранять в неприкосновенности место захоронения матери и ухаживать за могилой. Дом Альма разрешила снести, и подумала, что надо сообщить об этом Пепельнику, прежде чем они попрощаются навсегда.
Муж выслушал объяснение – «они собираются разворачивать временный лагерь на месте заимки, будут ставить бытовки на самом высоком месте, чтобы не затапливало» – и буркнул: