«Да, это плетеный оберег. Заговоренный на благоволение Кароя. Нет, Брайко еще рано носить оберег, он маленький. О детях и кошках заботится Линша. Потом, когда рысь вырастает, можно получить оберег у шамана. Они разные – для котов и кошек. А можно жить без оберега, сейчас многие живут, не веруя в богов-близнецов. Я ездил к шаману-рыси в тайгу. И почти на все праздники носил дары к городским алтарям Кароя и Линши».

К финалу трапезы Илларион почувствовал себя изрядно измочаленным. Не потому что Снежка была наполовину волчицей, а потому что нельзя быть такой настырной – расскажи ей, как выглядят древесные барсы, объясни, как они живут на заимках. По-разному живут. Как и рыси. Как и люди.

Они ушли, унося запас готовой еды на сегодняшний вечер и день после смены. Брайко все-таки затащил Иллариона в магазин и заставил купить вишневую газировку. Дома выпил чашку, превратился и отправился осваивать двор – там тоже зазеленели кусты, полезли стрелки каких-то цветов на грядках.

Илларион сделал себе чай, уселся на веранде, чтобы не выпускать сына из виду, и задумался. Расспросы Снежки всколыхнули таившуюся муть, подняли обиды, надежно спрятанные в тайниках души. Пора было признаться самому себе: в Хвойно-Морозненске он тосковал по Берте, лелеял надежду, что дарса сменит гнев на милость и снова впустит его на заимку. И его, и Брайко. Прощание с царапиной на лобовом стекле ничего не изменило. Илларион скучал по своей кошке. И побег только временно развеял тоску – сейчас снова навалилась.

Другой кот постарался бы сойтись с кошкой-рысью, вытереть воспоминания. А Илларион бережно лелеял каждую крупицу. Как познакомились – машину отправили к заимке во время лесного пожара, чтобы пролить тлеющую подстилку вокруг изгороди. Как он замер, впервые увидев Берту, спускающуюся с дерева вниз головой. Это было так завораживающе, что Илларион потерял дар речи. Ни один рысь не умел спускаться с дерева вниз головой, всем приходилось слезать, нащупывая задними лапами ветки и выступы коры. А древесные барсы разворачивались и пробегали по стволу, завершая спуск коротким прыжком на землю.

А какой у Берты замечательный хвост! Длинный! В три раза длиннее, чем у Иллариона. Пушистый, темнеющий к кончику, гибкий, усеянный пятнышками. А шуба? Какая прекрасная мраморная шуба! Не то, что рыжие и бурые шкуры знакомых рысей. Никакого сравнения.

Илларион, околдованный красотой дарсы, ездил к заимке больше полугода. С осени до весны, пока не был милостиво впущен в ворота в дни Вороньего праздника.

Как они любили друг друга! Берта обманчиво поддавалась в двуногом теле, одаряла жаркими ласками, а потом, превратившись, гоняла Иллариона по участку так, что клочья шерсти летели. И постоянно забиралась на деревья и спускалась вниз головой – благосклонно выслушивая восторженное мяуканье.

Илларион очнулся от грез внезапно, как будто шилом в бок ткнули.

«Брайко! Где Брайко? Куда он убежал?»

Он выскочил на улицу, завертел головой, выглядывая сына. На ярко освещенном пятачке возле кафетерия было пусто. В конце переулка горели прожектора, разгонявшие тьму над воротами и дорогой к госпиталю. Холодный свет слепил, не позволял внимательно рассмотреть палисадники и заборы, и Илларион, поддавшись панике, побежал. Молча, зигзагами, от одного тротуара к другому, трогая запертые калитки.

Брайко нашелся неподалеку от госпиталя. Сидел возле чьего-то забора и увлеченно мурлыкал. Илларион остановился, прищурился и остолбенел. Высокий забор был почти наглухо закрыт железными листами, только внизу остался кусочек из прутьев и колец, через которые мог пролезть некрупный детеныш. Волчонок, лисенок или котенок.

Вот котенок и пролез.

Брайко обнюхивался с маленьким дарсом, шевелившим круглыми ушами. Судя по всему, дети нашли общий язык – Брайко тронул хвост нового знакомца, а тот в ответ коснулся кисточек на его ушах.

Илларион отмер после короткого воя – звука, которым древесные кошки предупреждали детей об опасности. Маленький дарс – кажется, кошечка – подпрыгнул, заметался и упал в неглубокую канаву между тротуаром и палисадником. Илларион сделал шаг, чтобы ему помочь и отпрянул. Кошка перепрыгнула через забор, ухватила котенка зубами за шиворот, взмыла в воздух и исчезла – как будто и не было.

Ошеломленный Брайко тоже упал в канаву и завизжал. Илларион выудил его из лужи, отнес домой и насильно искупал, не слушая протестующих воплей. За время купания он немного переварил впечатления и распрощался с мыслью, что Берта соскучилась и приехала вслед за ним в Ключевые Воды – прыгнувшая через забор кошка была мельче и значительно светлее. У Берты шуба на спине отливала болотным цветом, границы мраморных пятен очерчивали четкие темные линии. У прыгуньи шуба была почти белой, с темными пятнами на лапах и кольцами на длинном хвосте. Прекрасном длинном хвосте. Может быть, даже длиннее, чем у Берты.

Когда сумятица в голове немного улеглась, Илларион понял, что кошка с котенком живут в том большом волчьем доме с гаражом и бассейном, который был ему не по средствам. Надо же, какая странная прихоть судьбы. Или шутка Кароя. Или Линши. Илларион бежал через всю страну, чтобы забыть дарсу, и встретил другую дарсу в чужом краю.

«Что делать? Кошка была недовольна. Вряд ли я смогу втолковать Брайко, что нельзя приближаться к этому дому. Переезжать? Только-только устроились, рядом кафетерий с вкусной едой открылся, до бочки с молоком десять минут трусцой, в часть и в садик ехать удобно. Что за невезение такое? Неужели прокляли?»

По телу пробежала дрожь. Он вспомнил запах кошки. Приятный, чистый, напоминающий о талом снеге, и, почему-то о библиотеке: тишина, переплетный клей, шорох бумаги. От Берты пахло пихтовой смолой – горькая противоположность.

Судя по запаху, рядом с кошкой не было кота. И не было давно, иначе Илларион сразу бы учуял противника, с которым придется делить территорию. Ничего удивительного – древесные барсы часто жили отдельно. Может быть, отец приедет. Может быть, дожидается жену и ребенка где-то на заимке. А, может быть, не дожидается, а выгнал вон. Но это Иллариона никаким боком не касается – у него сын, служба и своя жизнь.