– Потому что у тебя тоже рыльце в пуху, Дал. Вы оба напортачили.

Скрещиваю руки на груди. Может, он и прав. Но я делал то, что делал, ради любви. Хадсон же не имеет права сказать так о себе.

– И что хорошего можно ждать от такого разговора?

– А какой от него может быть вред?

– Какой от чего вред? – Джордж плюхается в воду рядом с Брэдом.

– По всей видимости, вред будет нанесен заду Брэда из-за того, что ты его трахнешь…

– Эй, – перебивает меня Брэд. – Хватит. Ты сам только что сказал, что я не должен так говорить о нем, потому что он тебе как брат родной.

– Да, не должен. Но я все равно буду дразнить тебя. Знаешь, Джордж, он уже составил расписание на две ночи похода. У вас будут двадцать три минуты в позе шесть-девять…

Брэд обдает меня водой, я смеюсь и плыву прочь он них. Они гонятся за мной, по-прежнему брызгаясь, пока мне на помощь не приходит Эшли, и тогда в бассейне разворачиваются широкомасштабные боевые действия – мы все отчаянно окатываем друг друга водой, пока спасатель не дует в свисток.

– Значит, я не должен меняться с тобой? – спрашивает Джордж, когда мы усаживаемся на край бассейна.

– Нет. У меня все будет хорошо. Тебе следует… познакомиться с планами Брэда.

– Да, я намереваюсь сделать это. А как ты думаешь, чем займетесь вы с Хадсоном?

– Не знаю. Может, попробуем поговорить. Может, просто поссоримся. Может, будем молча лежать и спать. Или в самый последний момент все же обменяемся с кем-то. Но это не конец света, и я не должен лишать вас обоюдного удовольствия ради собственного удобства.

– Спасибо, дорогой. Ты же знаешь, я бы поменялся, если бы это было необходимо.

– Знаю. Спасибо.

Джордж прыгает обратно в бассейн, и я смотрю, как они с Брэдом ныряют, чтобы украдкой поцеловаться. Еще я вижу Хадсона, он тоже смотрит на них, а затем переводит взгляд на меня. Он пытается улыбнуться, но выглядит каким-то испуганным. Я изучаю свои ногти. Лак, которым я покрасил их для цветовых войн, облупился. Надо нанести новый слой.

Я ныряю в бассейн.

Мало кто из нас действительно наслаждается походами на каноэ. Они похожи скорее на работу, а не на развлечение. После обеда мы все идем к лодочной станции, садимся в лодки и гребем вверх по реке в течение где-то часа к небольшому острову, на котором ставим палатки, и живем в них с двумя ночевками, прежде чем пуститься в обратный путь. Гребля, разжигание костра, установка палаток, готовка (с грехом пополам). Это курс по выживанию, а не приятное времяпрепровождение. Может, Джоан считает, что это сослужит нам хорошую службу, если мы сбежим и будем прятаться в лесу, а сбегать нам придется от конверсионного лагеря или же такого гетеросексуального общества, где подобные лагеря обязательны. А может, ей просто хочется отдохнуть на выходных – в походы она с нами не ходит. Руководитель походов у нас Конни, она призывает нас петь (Марк нехотя присоединяется к нам, а Кристал играет на гитаре), учит ставить палатки, рыть углубления для костров. Карл водит всех в лес искать подножный корм – ягоды и грибы. Мы плаваем в реке. Все это ОЧЕНЬ грязные занятия. И не в веселом смысле слова. Ну… жизнь в палатках в отсутствие вожатых делает их грязными и в веселом смысле, но это при условии, что ты делишь палатку с подходящим человеком, а я не могу похвастаться этим.

Конни говорит, что выходные в лесу передают самую суть лагеря. Я же считаю, что суть лагеря – это возможность быть рядом с лесом, чтобы наслаждаться им, но не жить в нем.

– Мне не нравятся эти облака, – тревожится Эшли, когда мы гребем к острову. В каждой лодке по три человека, так что, вполне естественно, Джордж, Эшли и я плывем вместе. Джордж рулит сзади, а я сижу впереди. Смотрю на облака, о которых говорит Эшли, и мне они тоже не нравятся. Они большие и низкие, и конца им не видно.