Хадсон подбегает ко мне с палаткой в руках. Я смотрю на него. Он улыбается. Я тоже хочу улыбнуться, но потом вспоминаю все, и у меня это не получается.

– О’кей, – говорю я.

– Может, поставим вот здесь. – Он показывает на место неподалеку от тропинки.

– Конечно, – отвечаю я без особого энтузиазма. Я иду за ним, он разворачивает палатку и начинает вгонять колышки в землю, а я развязываю веревки, которыми она связана.

– Ну, я рад, что ты не стал меняться. Знаю, ты хотел. Но хорошо, что ты не сделал этого. Надеюсь, мы сможем поговорить.

Я молчу. Расправляю веревки, а затем протаскиваю их через палатку, что непросто, но Хадсон принимается за них с другой стороны, и мы быстро справляемся с этим делом.

– Значит, не хочешь разговаривать? – похоже, злится Хадсон. – Все эти твои выходки, вся эта ложь, а теперь делаешь вид, что ничего такого не было?

– Ты тоже лгал, Хал.

Он кивает, а затем начинает ставить палатку.

– Я думал об этом. Действительно, много думал. Но ты знал, что я лгу. И, должно быть, смеялся надо мной.

Я не отвечаю ему. Дождь становится сильней. Хадсон вгоняет колышки глубже со своей стороны, я делаю то же самое с помощью камня – с другой.

– Разве не так?

– Не так. Я не считал это смешным.

– Твои друзья смеялись.

Хадсон расстегивает молнию на палатке и бросает в нее свой рюкзак, я бросаю свой, а затем мы оба пытаемся одновременно залезть в нее, сталкиваясь плечами. Я отступаю в сторону и даю ему возможность забраться в палатку первым. Что он и делает.

Это совсем не плохая палатка. В ней гораздо больше места, чем нужно двоим. Здесь есть сетчатые вставки для вентиляции, и Хадсон застегивает их наполовину, чтобы в палатку не проникал дождь. Я разворачиваю свой спальный мешок, проверяя, сухой ли он. Он сухой. Хорошо, что в этом году я взял новый прикольный спальник, а не мягкий розовый, как обычно.

Вздыхаю и ложусь на него. Теперь дождь так громко стучит по крыше палатки, что никакие другие внешние звуки сюда не доносятся.

– Так тебе было смешно? – Хадсон разворачивает свой мешок на другой стороне палатки.

– Нет, – мотаю я головой. – Это казалось мне милым. – Опять вздыхаю и ложусь на бок спиной к нему. – Вот почему я не хотел жить с тобой в одной палатке. Не хочу с тобой ссориться. Я все понял. Я был неправ, лгал и все такое прочее, я обманул тебя. Я ужасный человек. Я чокнутый. Я все понял. Ты злишься. Прекрасно. Давай лучше помолчим.

– Мы не сможем все время молчать, – возражает он таким тоном, которого я не ожидал снова услышать и который немедленно заставляет мои нервные окончания встрепенуться.