В два бешеных прыжка Минотавр настиг корабль, вцепился в выступы движителя Кузнеца, вскарабкался по спутанной и изрядно размозженной при аварии паутине труб. Несколько раз чуть не сорвался, гидравлика не выдерживала тяжести его тела, прогибалась и рвалась, отчего копыта волочились по поверхности, вздыбливая за собой пыльные следы. Ему все же удалось забраться на округлый бок корабля, и там сделать передышку. Поневоле Минотавр возблагодарил те перемены, какие проделали с ним наноботы, приспособив дышать ядовитой венерианской атмосферой. Затем, работая руками, копытами и рогами, чудовище добралось до люка – архаичной бронированной плиты, а не мембраны. С люком пришлось повозиться. Тут-то как раз и пригодился рог, он подцепил край плиты, просунув его в узкую щель деформации, поднатужился, приподнял, а там пошло легче. Его окутала тьма корабельных внутренностей, откуда давным-давно ушла вода, и коридоры напоминали лабиринт, где поселился обезумевший паук, ткавший паутину везде, где только можно. А как еще назвать непонятные белесые нити, что соединяли потолок и поёлы и лопались с едва различимым звоном?
Паутина липла к рукам, ногам и телу, обвисала на рогах, приходилось не столько двигаться, сколько чиститься от этой напасти. Впрочем, Минотавр был уверен – ничего не подозревающий примар дотащит его туда, куда он решил попасть – в их пристанище с загадочным названием Тахмасиб.
Пробравшись туда, где располагалась рубка, Минотавр расчистил ее от паутины, втоптал липнущую дрянь в дренажные отверстия поёл, и осмотрел то, что когда-то являлось пультом. Устройство не слишком отличалось от пульта рудоедов, на таких его тренировали в Санаториуме, а также от тех командных панелей, которые Минотавр знал назубок еще по жизни до возвращения. Скрипнув зубами от на миг вспыхнувшей злобы на беспамятство, продолжавшее скрывать часть его существования в черной дыре раздражающей пустоты там, где должны плавать воспоминания, он опустился на то место, откуда вырвали седалище, оставив торчать оголенные провода.
Нечего и думать завести эти останки, вернуть в них хоть каплю былой жизни. Топливный котел не подавал ни малейших признаков функционирования. Гидравлика – что пустыня за бортом. И даже пластины бортового журнала раскрошены в белую пыль. Остается только догадываться – для чего примару мог понадобиться этот обезвоженный труп. Да и не собирался Минотавр куда-либо улетать, по крайней мере, до тех пор, пока не разберется, что творится на поверхности Венеры. Ей предназначено стать новым пристанищем, а она этому столь успешно сопротивляется. Вернее не она, все-таки приписывать планетоиду желания и стремления столь же нелепо, как отрицать существование гипостазисов, утверждая ересь, будто все мыслительные категории существуют исключительно в ментальном мире. И если до сей поры Минотавр склонялся гипостазировать сопротивление планетоида в феноменах местной природы, тех же Красных кольцах и Огневиках, то после встречи со сталками и Оракулом все больше убеждался в наличии у стихии вполне изощренного ума. А кто еще на поверхности обладает им? Примары. И потому долг демиурга проекта вопиет к тому, чтобы Минотавр сам нанес визит этим таинственным примарам, которые раскатывают по поверхности, как по своему дому, и подбирают всяческий хлам, будто жуки-мусорщики.
Тем временем танк двигался по поверхности, мягко переваливаясь через невысокие округлые холмы. Единственное, что удалось Минотавру, так это наладить визуальный поток на уцелевшие в рубке экраны. Внешние сенсоры изрядно высохли, забились пылью и мусором, поэтому проецируемый вид извне тоже получался мутным, искаженным, но для однообразия внешнего мира вполне сносным. Во всяком случае, приближение к Тахмасибу, поселку примаров, Минотавр не пропустит и приготовится к всплытию из недр «Адажио Ди Минор» во всеоружии.
Однако даже сейчас можно было рассмотреть, что Голоконда вступила в фазу активности – далекие горы окутывались черными облаками, их пронзали огромные молнии, а бортовой самописец подтверждал слабые отзвуки венеротрясения, добегавшие даже сюда. Минотавру показалось, что он видит над изломанным горизонтом яркую точку, будто какая-то звезда фирмамента обрела ослепительную яркость и ее свет пронзил облачный покров Венеры, но затем точка исчезла, оставив Минотавра в неведении – была ли она настоящей или это всего лишь эпифеномен активности Голоконды.
Кстати, об оружии. Смешно предполагать, что на этой рухляди имелся арсенал – для чего? Обычный пассажирский «прыгунец» сугубо транспортного назначения. Но Минотавр, больше для того, чтобы как-то занять себя в путешествии, решил обыскать закоулки «Адажио Ди Минор» – авось попадется нечто смертоносное?
В трюме Минотавр наткнулся на погрузчика, как и все роботы класса «терминус» – громадного и нелепого. Распахнутое чрево машины предлагало занять место водителя, но, примерившись, Минотавр понял – даже для него он настолько велик, будто робот создавался по меркам гигантов. Однако, судя по свежей смазке, блестящей поверхности поршней и функционирующей гидравлике, робот регулярно использовался и находился в постоянной трудовой готовности. Не нужно огромного лба, чтобы догадаться – кто и для чего выгонял его из трюма, например, взять на буксир вот этот корабль. Правда, оставалось неясным – зачем робота заключили именно сюда, но, поразмыслив, Минотавр предположил, что «терминус» не приспособлен для длительных самоходных передвижений, а потому размещен в трюме, чтобы не изнашиваться раньше времени.
Отыскалась еще половина четверти вещей, попадавших под определение интересного и даже необычайного. Первая из них – в кают-компании, занимавшая там практически все пространство и так весьма скудное на кораблях данного типа. Своеобразное сооружение из металла, на трех ногах-тумбах с раздвижными панелями, из-за этого оно было похоже на раковину моллюска. За панелями открывался доступ к рядам черных и белых клавиш. Задумчиво потыкав в них, Минотавр прислушался к доносящимся из недр машины звукам, не лишенным завораживающей силы. Как ни удивительно, но данный предмет ему был некогда хорошо знаком. Более того, он умел с ним обращаться, однако четырехпалые лапы плохо подходили для извлечения звуков, норовя нажать несколько клавиш одновременно. Ничего не добившись от собственной памяти, Минотавр продолжил изыскания.
Вторая находка, еще более непонятная, обнаружилась в каюте, когда-то явно предназначенной под содержание отпрысков. А иначе для чего в ней мелкий бассейн и огромное количество игрушек? В углу каюты прилепился большой белесый кокон, плотно сотканный из тех самых волокон, что опутывали коридоры корабля.
7. Рождение Нити
Голоконда становилась ближе, обретая дотоле неразличимую соразмерность, становясь похожей на колоссальный биореакторный анклав, обычно такие использовали для выращивания хлореллы или икры. Неизвестные силы, собравшие столь титаническое сооружение, скинули анклав с орбиты Венеры, и оно, пробив толщу атмосферы, рухнуло здесь, взломав поверхность, будто скорлупу яйца. Минотавр думал, что атомный танк примара направляется прямиком в Тахмасиб, никуда не сворачивая, никуда не заезжая. Но просчитался. До поры машина катила по унылой и однообразной поверхности Венеры, и единственное, что несколько разнообразило утопающий в багровой мгле пейзаж, – останки фабрик, они возникали то слева, то справа по ходу танка. Будто неведомый колосс в ярости разметал кубики из набора, найденного Минотавром в отсеке для отпрысков. Почерневшие, обугленные, кое-где отрыгивающие черные клубы мутировавших наноботов, а в большинстве своем совершенно мертвые, заносимые черной пылью, по мере приближения к Голоконде ее становилось больше и больше. Видя, что планетоид сотворил с фабриками, Минотавр глухо рычал, стискивал кулаки и еле сдерживался, чтобы не сокрушить все, что могло попасть ему под рога. Он даже забывал, как и с ним жестоко поступила Венера, перестроив метаболизм так, что он дышал ее ядовитой атмосферой. Венера – злейший враг. И он сделает все, чтобы ее одолеть.
Но кроме фабрик имелось еще кое-что. На Венере от начала ее исследований автоматическими станциями, а затем и пилотируемыми кораблями скопился хлам. Когда атомный танк остановился, Минотавр обеспокоился, что примар каким-то образом обнаружил присутствие на корабле чужого и, не желая допускать его к тайнам Тахмасиба, изгонит незваного гостя из металлической раковины «Адажио Ди Минор». Но упакованная в белый скафандр фигура скользнула с покатого бока атомного танка, по пояс ушла в черную пыль, а затем медленно побрела, будто по океану, к чему-то похожему на огромный моток нити. Лишь вглядевшись в скверного качества изображение, Минотавр распознал в обгорелых останках еще один корабль, торчащий из пыли дюзами вверх, от удара о поверхность дюзы разошлись в стороны, будто ветви или лепестки гигантского цветка. На оплывшем борту различалась надпись «„Ариадна“. Порт приписки Амальтея». Где находится эта самая Амальтея, в каком секторе Кольца астероидов, Минотавр не знал, но, судя по всему, то еще местечко…
Когда фигурка примара оказалась рядом с кораблем, стало очевидно, насколько не совпадают их масштабы. Минотавр собственным глазам не поверил, списав это на искажения в системе внешнего слежения, но фигурка двинулась по обшивке к разверстому люку, словно улитка по склону горы. Наверное, только толкачи, доставлявшие гроздья грузовых контейнеров из Кольца астероидов, могли тягаться размерами с разбитым кораблем, но ведь и они не составляли единого целого со своим грузом, наоборот – сами по себе были весьма компактны, включая движители Кузнеца и каплю управляющего модуля для пилотов и техников. Те, кто строил подобных монстров, скорее всего не имели никакого понятия о необходимости экономии, черпая материалы щедрой рукой из рудников.
Минотавр наблюдал, как примар ползает по обшивке корабля, но затем ему надоело, и он вернулся к привычному занятию – бродить по переходам корабля, заодно очищая их от остатков нитей, они уже высохли, истончились и лопались от малейшего касания. Каждая его такая прогулка неизменно заканчивалась в особом отсеке, Минотавр называл его «заводью отпрысков», не испытывая при этом никаких ностальгических или сентиментальных ощущений, а лишь потому, что там находилось помимо странного кокона. Он так и не разобрался в его назначении, но подмечал происходящие изменения. Оболочка становилась все более ноздреватой, из пор сочилась жидкость, уходя в отверстия поёл, а сам кокон увеличился в размерах и словно дышал.
На этот раз, завершив прогулочный маршрут опять же в «заводи отпрысков», Минотавр обнаружил, что кокон треснул, обнажив бурую оболочку. Жидкость из него хлестала, не успевала поглощаться дренажем и собиралась в огромную лужу, туда он и вляпался всеми копытами. Поскольку атмосфера внутри «Адажио Ди Минор» была той же, что и снаружи, жидкость не могла быть водой, а являлась, скорее, кислотой. Поёлы и система регенерации кое-как противостояли коррозии, но Минотавр ощутил, как под ним прогибаются изъеденные решетки. Они едва выдерживали его вес и грозили проломиться. Поэтому он остерегся проходить внутрь отсека, оставшись на пороге.
Он взирал на кокон, и ему показалось, что в одном месте рыхлой оболочки возникает и исчезает вздутие. Затем вздутие сместилось, амплитуда увеличилась, будто внутри кокона сидел некто и пытался вырваться из удерживающей его оболочки. Тогда Минотавр ступил на поёлы, включив встроенные в копыта охладители, отчего жидкость загустела, а затем и вовсе превратилась в хрустящую под ногами корочку, подошел к кокону и, коротко размахнувшись, ударил по оболочке как раз там, куда в очередной раз переместилось вздутие.
Рука легко погрузилась в нечто податливое, слизистое. Минотавр принялся там ощупывать, ухватил нечто живое, похожее на юркую змею, потянул. Дыра разошлась, из нее хлынула ярко-желтая слизь, а то, что он стискивал в руке, отчаянно вырывалось, а затем вонзило острое в палец.
От резкой боли Минотавр взревел, но добычу не выпустил, рванул на себя со всей силой. Кокон лопнул. Слизь с ног до головы окатила Минотавра, но он успел заметить, как в руке извивается нечто, смахивающее на головастика с широко разинутой пастью и зубами-иглами. Пальцы не удержали верткое существо, оно вырвалось, шмякнулось об пол, скользнуло по лужам и, проскочив между копыт Минотавра, исчезло в коридоре.
Осмотрев руку, он увидел в перчатке крохотные отверстия, будто ее пронзили острейшие иглы, легко пробившие защитный слой. Зубы у твари оказались острыми. Если добивать, то копытами, мрачно решил Минотавр. Вынеся тем самым приговор, он приступил к поимке, дабы привести его в исполнение. Однако осмотр отсеков, коридоров, трюма ничего не дал. Тварь в воду канула, хотя четырежды Минотавру показалось – под поёлами кто-то подозрительно шуршит. Сорвав с корнем решетки, ничего под ними не увидел, кроме обычных труб гидравлики, слишком мало там места для зубастой мелкоты, которую предстояло поймать и раздавить.