Но одному под вечер идти в горы мне было страшно. И потом, я подумал, что Феде тоже нужно припомнить ошибки своей жизни, и спросил, отведя его в сторону:
– Послушай, ты знаешь всю историю человечества?
– За десять классов, – сказал Федя.
– А больше пока ещё ничего особенного не произошло, – успокоил его я.
– Не скажи! Город наш новый мы на вечной мерзлоте построили! Это что? Не история, по-твоему? А луноход?
– Верно. Ты прав, – согласился я. – Так вот слушай: нам с тобой надо подумать о наших жизнях. Давай уйдём сегодня в пещеру. У меня есть одна на примете, и мы там подумаем. Всю ночь у костра будем думать. Еды захватим, спички и собак возьмём. Сначала о себе подумаем, а под утро об истории. Идёт?
– Это мысль! Я именно этим и хотел заняться. Только сформулировать не успел. Поэтому и мучился. Ты теперь мой друг! Пошли!
– Только уйти надо незаметно, – сказал я. – И записку оставить, чтобы не беспокоились.
Взрослые так увлеклись воспоминаниями, что никто не обратил внимания, когда я сложил в мешочек котлеты, колбасу, помидоры, хлеб, зелёный лук и спички.
Записку я написал на телеграфном бланке, который про запас принесла с почты мама. Написал, как ФЕДЯ по-телеграфному:
БЕСПОКОЙТЕСЬ УХОДИМ НОЧЬ
ДУМАТЬ ЖИЗНЬ
ПРО ИСТОРИЮ УТРОМ КРЕПКО
АЛЕКСЕЙ НОРД
КЫШ тчк МАМОЧКА
Под словами: «обратный адрес» я написал: «Тайна, но в Крыму».
На этот раз в поход я взял папин свитер, потом позвал Кыша, игравшего на огороде с Волной, и мы незаметно ушли из дома. Волна проводила нас, забравшись на ограду, и тоскливо мяукнула. Федя ждал меня на улице. Норд держал в зубах его сумку.
69
Когда мы в сумерках шли вверх по тропе, Федя сказал:
– Испортил я замечательную скалу. Смотри: белеет после ацетона.