– Девушка, которую сожгли, – пояснила она.
– Я не знаю, – я рассеянно передернул плечами. – Во времена инквизиции погибли тысячи невиновных и неугодных церкви и власти. Казнили, жгли, топили, рубили головы. История хранит множество эпизодов бесчеловечной жестокости и массового истребления во имя какой-либо фанатичной цели. И сейчас мало что изменилось. Войны, терроризм, вирусные эпидемии. Раньше была чума, сейчас СПИД. Времена меняются, но человеческая натура остается прежней.
– Ты так считаешь? – Вероника остановила на мне пристальный, изучающий взгляд.
– Да, – подтвердил я. – Человечество по своей природе стремится к самоуничтожению, следует определённой программе.
– И с этим ничего нельзя сделать? Пустить ситуацию на самотек? – по выражению лица доктора Божич я понял, что она придерживается противоположной концепции.
– Я пробовал вмешаться, – напряженно проговорил я. Внутри неприятно царапнуло от воспоминаний, связанных с боевыми операциями, в которых мне довелось поучаствовать и посчастливилось выжить. Говорить об этом не хотелось совсем. Я без спроса сел в кресло Вероники.
– Если каждый поступит так, как велит ему сердце, в границах своих полномочий, то очень многих страданий и ошибок можно избежать, – озвучила она свою утопическую позицию.
– Это все лирика, Ник, – я с сожалением качнул головой. – Сердце, душа, совесть. Мы живем в обществе, где правит система. Законы, нормы, правила, кодексы.
– Понимаю, – холодно отозвалась доктор Божич. – Следуя твоей логике, девушка на картине виновна. Наверняка по законам и кодексам того времени нашлись доказательства ее вины.
– Если тебя это так задевает, зачем ты купила эту картину?
– Я не покупала, – Вероника заправила за ухо длинный, вьющийся локон черных, как мгла, волос. Наши взгляды столкнулись в возникшем напряженном молчании, которое разрушила резкая трель дверного звонка.
– Артем, – выдохнула Ника, взглянув на часы. – Минута в минуту, как я и говорила.
– Я дождусь здесь. Иди встречай пациента, – натянуто улыбнулся я. Ника коротко кивнула и вышла из комнаты.
Я слышал, как она открыла замок, как в прихожей раздались сначала шаги, а потом приглушенный голос брата, приветствующий Веронику. Я поднялся из кресла и пересел на диванчик у стены, мимоходом вспомнив, что кофе доктор Божич мне так и не принесла.
– Что он тут делает? – не успев переступить порог комнаты, возмутился Артем, метнув в меня негодующий взгляд.
– Тём, не нервничай, – Ника успокаивающе коснулась его плеча, и я напряженно стиснул челюсть. Заставил себя вымученно улыбнуться брату. – И я, и Кирилл очень волнуемся о тебе, – мягким миролюбивым тоном продолжила Ника. – И мы решили, что будет лучше, если вы обсудите все вопросы вместе. Здесь и сейчас.
– Вы решили? – Артем поочередно ткнул пальцем сначала в ее сторону, а потом в мою. – А меня спросить? Мы так не договаривались!
– Артем, не кричи на Веронику, – резко прервал его я. – Это моя идея. Она ни при чём.
– Конечно, ты взломал дверь и оккупировал ее квартиру силой, – съязвил брат.
Я прошелся взглядом по его помятой футболке, всклоченным волосам, вытертым джинсам и стоптанным кроссовкам. Синие глаза с воспаленными белками лихорадочно блестели, лицо осунулось, скулы заострились. В голове пронеслась сказанная не так давно Маргаритой Лихачевой фраза: