Книги

Кто продал Украину. Политэкономия незалежности

22
18
20
22
24
26
28
30

Для того, чтобы это руководство не было воспринято, как колониальная экспансия, британской колониальной политике «воровства земли» (land-stealing), Соединенные Штаты, по словам У. Пэйджа, противопоставили американские моральные «принципы», которые основывались не на «британских бизнес интересах», а на «беспокойстве о мексиканском народе».

Т.е. на принципах своеобразного «демократического империализма», которые Пэйдж разъяснял на примере Мексики, где столкнулись американские и английские интересы: «мы не хотим ни одной из их территорий, мы не позволим захватить их и никому другому, но они тоже должны поддерживать упорядоченное правительство, или великие народы земли, по нашему призыву, принудительно потребуют тишины в своих границах. Я считаю, что новая эра безопасности придет во всей испанской Америке. Инвестиции будут более безопасными, правительства более осторожны и упорядочены. И мы бы ни с кем не связывали альянс. Все это предотвратило бы десятки маленьких войн. Это просто использование английского флота и нашего мира, чтобы понять, что пришло время упорядоченности и мира, и честного развития отсталых, неспокойных земель и народов»[758].

«Дары Цивилизации — славный, отменный товар…, — откликнулся на эти идеи в 1901 г. в своем рассказе «Человеку ходящему во тьме» Марк Твен, — При слабом освещении, да еще если смотреть издали, они могут показаться весьма привлекательными…»: Законность и порядок, Справедливость, Свобода, Честные взаимоотношения, Христианские чувства, Просвещение… «Любой идиот из самой непроглядной Тьмы придет в восторг от такого товара!» Но «этот Сорт товара предназначается только для экспорта, — предупреждал Марк Твен, — это одна видимость, все вышеназванное — только обертка, яркая, красивая, заманчивая… А вот под оберткой находится Подлинная Суть, и за нее покупатель, Ходящий во Тьме, платит слезами и кровью, землей и свободой. Именно эта Подлинная Суть и есть Цивилизация, предназначенная на экспорт»[759].

Англичане, в свою очередь, не могли понять, в чем заключается прагматичный интерес в американском идеализме. Поэтому Пэйджу пришлось разъяснять, влиятельному британскому нефтяному магнату и либеральному политику лорду Коудрэю, в чем заключается прагматизм идеи «демократического империализма»: «Во времена Монро единственный способ взять часть Южной Америки — это взять землю. Теперь финансы имеют новые способы!»[760]

В условиях либеральной демократии, финансовый Капитал приобретает абсолютную власть, поскольку при формальном равенстве политических прав и свобод, фактическое преимущество получает тот, кто имеет большие возможности для их реализации. Эти возможности определяются, прежде всего, размерами накопленного Капитала. Либеральная демократия, по своей сути, является политической формой выражения власти крупного Капитала. И не только внутри страны, но и за рубежом.

Этот Капитал определяет политику «независимых» средств массовой информации, финансирует политиков, политические партии и лоббистов, формирует общественное мнение: бизнес есть бизнес — ничего личного. Помимо этого, через торговый и платежный баланс Капитал подчиняет себе всю экономическую политику демократического государства, а следовательно и любую политическую силу управляющую им. «Финансовый капитал — такая крупная, можно сказать, решающая сила во всех экономических и во всех международных отношениях, что он, — отмечал в 1916 г. В. Ленин, — способен подчинять себе и в действительности подчиняет даже государства, пользующиеся полнейшей политической независимостью»[761].

Попытка распространить «демократический империализм», в том виде которым его описывал М. Твен, после Первой мировой в Европе, привела ее к Гитлеру и Второй мировой войне. Победа в ней СССР утвердила его моральные принципы, вынудив США и страны Запада в той или иной мере принять их. Однако, после того как Союз рухнул, эта необходимость отпала и достаточно было произойти очередному масштабному кризису (Великой Рецессии 2008–2009 гг.), как история начала свое возвращение туда, где она остановилась сто лет назад…

«После краха Советского Союза, — отмечал этот переход нобелевский лауреат Д. Стиглиц, — права корпораций стали приоритетными по сравнению с базовыми экономическими правами граждан…», «за период американского триумфа после падения Берлинской стены… Экономическая политика США в меньшей степени основывалась на принципах, а в большей на своих корыстных интересах…»[762]. «Когда Ельцин распустил Советский Союз…, капитализм, — подтверждает популярная канадская исследовательница Н. Кляйн, — внезапно получил свободу обрести самую дикую свою форму, и не только в России, но и по всему миру…»[763].

Как только Капитал вырвался на свободу, он сразу же подчинил себе политическую систему, даже самой метрополии: «Америка становится все более беззащитной перед популизмом, — отмечали этот факт в 2018 г. в недавнем прошлом одни из самых могущественных людей в финансовом мире А. Гринспен и А. Вулдридж, — поскольку профессиональные политики продают свои голоса тому, кто больше предложит»[764].

К чему приведет возвращение «демократического империализма» в Европу, в своем изначальном виде? — «С уверенностью сказать можно только то, — отвечает на этот вопрос 09.2022 автор Forbes S. Gilbertie, — что грядущей зимой запасы газа в европейских хранилищах закончатся раньше, чем большинство лидеров публично заявляют. Что еще важнее, следующим летом Европе не удастся пополнить запасы в адекватной мере, то есть следующая зима тоже может обернуться экономической катастрофой и человеческими трагедиями»[765].

Созидательное разрушение

Созидательное разрушение — главная движущая сила экономического прогресса, нескончаемая буря, разрушающая бизнес и человеческие жизни, но по ходу этого создающая более продуктивную экономику.

А. Гринспен, А. Вулдридж[766]

Бенефициары войны

Один из великих уроков последних пяти столетий для Европы и Америки заключается в следующем: острые кризисы способствуют укреплению могущества государства. Так было всегда, и нет никаких причин, почему… должно быть иначе. Историки указывают на тот факт, что рост финансовых ресурсов капиталистических стран, начиная с 18 века и далее, всегда был тесно связан с необходимостью ведения войн, особенно тех, которые имели место в отдаленных странах и требовали морских возможностей.

К. Шваб, президент Всемирного экономического форума в Давосе, 2020 г.[767]

И это действительно так, что подтверждает опыт последних наиболее масштабных европейских войн:

Наполеоновские войны

«После (американской) революции, как и до нее, процветание Америки зависело от нашей способности обменивать продукты…, основанные на наших природных ресурсах, с другими странами, на все другие формы богатства… Два события, после установления нового правительства, глубоко повлияли на этот важный элемент нашей экономической жизни, — отмечал американский экономический историк Дж. Кэллендер, — Одной из них были европейские войны, последовавшие за политической революцией во Франции; другой — ряд усовершенствований…, которые проходят под именем промышленной революции. Первое было гораздо больше второго по своему непосредственному действию… Главным результатом европейских войн было то, что большая часть мировой колониальной торговли оказалась в наших руках — экономический приз, за который европейские нации яростно боролись почти два века. Вторичным эффектом стало создание европейского рынка для продовольственных товаров северных штатов…»[768].

Особое значение во время европейских войн 1796–1808 гг., когда Англия и Франция пытались блокировать колониальную торговлю друг друга, получила транзитная торговля (реэкспорт), через США. Эта торговля, подчеркивал Кэллендер, «была чрезвычайно выгодна и значительно увеличила богатство Соединенных Штатов, в чем не приходится сомневаться»[769].

Вторым призом, помимо торговли и рынков, благодаря европейским войнам наполеоновской эпохи, стали европейские капиталы, которые спасаясь от войн и революций, впервые активно хлынули через океан. И для Америки 1793–1807 гг., отмечает американский историк Д. Норт, были «годами необычайного процветания»[770]. Именно в 1806–1816 гг. в США были созданы основы многоотраслевой индустриальной базы. В те же 1812–1814 гг. в Америке «случился крупный бум недвижимости»[771].

Третьим призом Америки стала Луизиана: в 1803 г. Франция, сосредоточенная на войне с Великобританией, была вынуждена продать ее США. Переговоры о покупке вел Дю Понт, предложивший президенту Т. Джефферсону идею о том, что Луизиана могла бы быть приобретена под угрозой открытого конфликта с Францией в Северной Америке. «Приобретение Луизианы, — поясняет экс-председатель ФРС США А. Гринспен, — было одним из самых важных предприятий, затеянных кем-либо из американских президентов ради национального развития. Присоединение этих земель значительно расширило территорию США, добавив к ней огромные плодородные и богаты минералами районы… Покупка стала стимулирующим толчком к развитию предпринимательства…», с 1820 г. «экономический рост стал «интенсивным»: экономика начала расти быстрее, чем население»[772].