Книги

Кто продал Украину. Политэкономия незалежности

22
18
20
22
24
26
28
30
* * *

На протяжении двух веков масштабные европейские войны, в которых европейцы с ожесточенным энтузиазмом истребляли и разоряли друг друга, являлись для Америки «манной небесной». Но те выгоды, которые вольно или невольно получали Соединённые Штаты от европейских войн, они вернули сторицей, внеся неоценимый вклад в развитие человечества: без США европейская и мировая цивилизации откатились бы к средневековью еще в начале ХХ века.

С конца ХIХ века Америка была лидером и движущей силой научно-технического, экономического и политического прогресса. Без нее в ХХ веке не было ни немецкого, ни японского, ни китайского…, ни прочих экономических чудес.

Однако, те выгоды которые получала Америка от европейских войн, сами по себе, предоставляли только возможности для развития, но не обеспечивали его. Именно здесь американцы продемонстрировали свое главное преимущество — выдающуюся эффективность работы с Капиталом. «По сравнению с Соединенными Штатами Америки, Европа в целом, — отмечал этот факт в 1915 г. В. Ленин, — означает экономический застой»[842].

«Для меня несомненно, что Америка в техническом отношении далеко ушла вперед в сравнении с отсталой Европой…, — сообщал в Москву в 1935 г. советский полпред в США А. Трояновский, — Все приезжающие сюда после нескольких месяцев пребывания удивляются, как в техническом отношении Америка ушла от Европы»[843].

Основную причину опережающего развития Соединенных Штатов И. Сталин (1931 г.) находил в том, что «их нравы в промышленности, навыки в производстве содержат нечто от демократизма, чего нельзя сказать о старых европейских капиталистических странах, где все еще живет дух барства, феодальной аристократии»[844].

«Голландский экономист А. Кламер, образно назвал Америку обществом караванов, находящимся в постоянном движении в поиске новых возможностей, — в отличие от европейского «общества крепостей», возводящего твердыни, для того, чтобы защитить уже имеющие»[845]. Но «величайшим конкурентным преимуществом Америки, — отмечает А. Гринспен, — всегда был ее талант к созидательному разрушению»[846]. «Проблема в том, — поясняет он, — что новый мир нельзя создать без разрушения, хотя бы части старого»[847].

Условия для «созидательного разрушения», создавали, прежде всего, научно-технические достижения, обеспечивавшие взрывное повышение производительности труда и выход на новый уровень человеческого развития. Наглядный пример тому давала Промышленная революция XiX–XХ веков. Начало XXI века характеризуется созреванием условий для свершения новой — «Информационной революции», которая по своим последствиям будет сопоставима с Промышленной революцией прежних веков…

И казалось бы у Америки здесь есть все преимущества, она до сих пор остается мировым научно-техническим лидером. Однако, как отмечает в 2018 г. Гринспен, «Америка уже становится кламеровским «обществом крепостей», бастионы которых постепенно ветшают»[848]. Одну из глав своей книги экспредседатель ФРС США даже назвал «Смерть от отчаяния»[849].

Но шанс, по мнению Гринспена, все же есть: «в 1930-е годы Америка страдала от одной из самых длинных и глубоких депрессий в истории. Но из Второй мировой она вышла самой мощной экономикой мира… Есть все основания полагать, — считает он, — что Америка сможет провернуть тот же трюк»[850]. Конечно, Гринспен имеет в виду повторение не мировой войны, а экономического скачка, вызванного ею. Нечто подобное имел в виду и нобелевский лауреат П. Кругман, который в 2012 г., для возрождения американской экономики, предлагал осуществить некий мирный проект «военного кейнсианизма»[851].

Однако, в существующих условиях, подобные проекты, по факту, требуют новой европейской войны, которая бы вынесла «разрушительную» часть шумпетеровского постулата наружу, а Америке оставила бы только ее «созидательную» часть, а именно: свершение «Информационной революции», выводящей Америку на новый — недостижимый другими странами уровень сверхконкурентоспособности…

Война на истощение

Силы подрываются, средства иссякают у себя в стране — в домах пусто; имущество народа уменьшается на семь десятых….

Сунь-Цзы, китайский полководец VI в. до н. э., о войне на истощение

Именно такой будет «Будущая война…», предупреждал в одноименной книге в 1898 г., крупный промышленник и банкир И. Блиох: «Война неизбежно должна будет охватить почти всë пространство материка, будет длиться многие годы, вызовет гекатомбы жертв и небывалое экономическое потрясение. Война лишит миллионы людей хлеба насущного, между тем как цены возрастут непомерно. Войска, раздраженные страшными потерями и лишениями, одичавшие среди беспримерного кровопролития, по возвращении домой найдут нищету…»[852].

Военные расходы, особенно во время войны, неизбежно ведут к разорению страны, приходил к выводу в 1915 г. видный экономист М. Туган-Барановский, поскольку они покрываются «путем соответствующего вычета из народного богатства…»[853]. «Финансирование войны в любом случае осуществляется за счет расходования «реального национального капитала», во всех случаях он «будет непроизводительно израсходован», — подтверждал летом 1917 г. видный профессор финансов З. Каценеленбаум, — ««Будущим поколениям» будет труднее жить потому, что нынешнее поколение умудрилось уничтожить значительную часть накопленного веками реального богатства…, «будущее поколения» будут вынуждены нести бремя прошлой войны»[854].

Все страны, без исключения, вступая в Первую мировую, считали, что война продлится не более трех месяцев, на более длительную войну у государств просто не хватит ресурсов, однако война продлилась почти 4,5 года, превратившись в войну на истощение. Принципиальное и решающее значение здесь имеет именно продолжительность войны, указывал в своей «Стратегии» в 1911 г. один из ведущих военных теоретиков ген. Н. Михневич: «Главный вопрос войны, не в интенсивности напряжения сил государства, а в продолжительности этого напряжения, а это будет находиться в полной зависимости от экономического строя государства…»[855].

«Нет более кровавой войны, чем война на истощение…, — приходил к выводу в 1920-х гг. Черчилль, — Искалеченный и расшатанный мир, в котором мы живем сегодня, — наследник этих ужасных событий»[856]. Тогда Европу, от окончательного банкротства и погружения в новое средневековье, спасло только вступление в войну США, американские военные и послевоенные кредиты…

Примером войны на истощение могла служить и та блокада, которую организовали «союзники», против Советской России в 1918–1921 гг. Она должна была напоминать ту, которая «парализовала Германию во время войны…, — пояснял представитель французского премьер-министра, — Вокруг России будет воздвигнуто как бы колоссальное проволочное заграждение. Через короткое время большевики начнут задыхаться, сдадутся», а «русский народ получит повод, чтобы восстать». — «Разве ваш шеф примет на себя ответственность за те страдания, которым подобный метод подвергает миллионы русских людей? — восклицал в ответ вл. кн. Александр Михайлович, — Разве он не понимает, что миллионы русских детей будут от такой системы голодать?»[857]

Введение блокады поддержал премьер-министр Италии Нитти. Интервенция, указывал он, неэффективна, она наоборот лишь сплотит и усилит большевиков, и «только смерть от голода миллионов людей в коммунистической России убедит трудящиеся массы Европы и Америки в том, что эксперименту России не следует следовать; скорее, его следует избегать любой ценой. Уничтожить коммунистическую попытку несправедливой войной, даже если бы это было возможно, означало бы гибель для западной цивилизации»[858].

При этом, одновременно Нитти призывал снять блокаду с Германии, поскольку она «неизбежно привела бы спартакизму от Урала до Рейна с его неизбежным следствием в виде огромной красной армии, пытающейся пересечь Рейн». Кроме этого, отмечал Нитти, «я сомневаюсь, что общественное мнение позволит нам намеренно морить Германию голодом…, я очень сомневаюсь, что общественное мнение потерпело бы преднамеренное осуждение миллионов женщин и детей на смерть от голода»[859].

«Наша блокада, — указывал, говоря о России, британский премьер Д. Ллойд Джордж, на Парижской конференции союзников, — ведет не столько к убийству большевиков, сколько простого населения»[860]. Прямые потери от голода и связанных с ним болезней, за время гражданской войны в России, составили почти 9 млн. человек, в то время как боевые потери всех вместе взятых: белых, красных, зеленых, на всех фронтах гражданской войны, не превысили 700 тыс. человек. И конечно все эти потери были списаны «союзниками» на счет большевиков[861].