Галя остановилась и сказала, повернувшись к Аминат:

— Ой, Аминат, а ноги-то и правда позади бегут!

— И у меня... А как ты думаешь, у тех людей тоже так было?

— Как — так? — Галя сразу поняла, о каких людях говорит Аминат.

— Как у нас. Сами впереди, а ноги отстают.

— Не знаю... У них всё было по-другому. Ни бумаги, ни карандашей — камнем на каменных стенах рисовали. И жили в пещерах...

— А зимой? — останавливаясь, спросила Умурахим. С этой Умурахим ничего не делается! Пробежала вперёд быстрее всех, вернулась назад бегом в гору — даже не запыхалась. — А зимой? Зимой в пещерах ужас как холодно!

— Они одевались в шкуры диких зверей, и костёр у них в пещере и днём и ночью горел.

— Это тебе мама рассказывала? — Аминат сорвала цветок и продела его стебель в Галину косу.

— Мама.

Галина мама преподаёт историю в Лабкомахинской школе.

— А куда же они делись, все эти люди? В пещерах никого нет. И темно. И страшно. Даже мальчики туда заходить боятся. — Умурахим первая спрыгнула в сухое теперь русло, лежащее под самыми скалами, и зашуршала по камням, устилавшим дно.

Она подождала, когда с откоса прыгнули Аминат и Галя, и опять спросила:

— Куда? Куда же они делись?

— Но жили-то они давным-давно. Тысячи лет назад. Наверное, все умерли...

— Как же так? Старики умирают. А дети?

— А я знаю, — сказала молчавшая всё время Аминат. — Эти люди жили-жили в скалах, а потом придумали строить дома, стали жить в аулах, а из пещер ушли. Бросили — и всё.

— Ах, так?! Угу, похоже.

Девочки остановились напротив скал. Серые камни были в глубоких-глубоких, длинных морщинах. Словно лица столетних стариков. Даже ещё морщинистее. Рисунки из-за этих морщин даже рассмотреть было трудно. Но всё-таки можно. Вот бежит горный козёл, за ним другой. А там — спины, спины... Над ними оленьи рога. А ног нет. Потому что камень в этом месте обвалился.

Умурахим заглянула в пещеру, но оттуда повеяло такой сыростью и холодом, что заходить туда не хотелось. Всё-таки она сделала два шага. Но тут Аминат крикнула: