Возрастание функциональной роли Японской ассоциации банкиров
Между 1945 и 1950 годами частные ассоциации банкиров с опаской наблюдали за усилиями правительства по восстановлению страны, включавшими в себя политику приоритетных производств при распределении кредитов (кейша сэйсан хо-ши-ки). Они сосредоточились на сохранении своего положения в качестве ведущих частных финансовых посредников и не оспаривали главенство правительства в процессе распределения кредитов. Однако после начала Корейской войны, когда инвестиционный спрос вырос, эти ассоциации, особенно Японская ассоциация банкиров (Дзэнгинкё), стали играть в распределении кредитов все более охранительную роль. Поскольку после отставки из БЯ в 1954 году губернатора Хисато Итимады собственные желания и способность государственных финансовых властей выделять кредиты ослабли, роль частных банковских ассоциаций в процессе распределения этих кредитов стала еще заметнее.
После 1958 года генеральный секретарь Комитета по корректировке капитала Дзэнгинкё работал также в Подкомитете по промышленному капиталу (Сангё Шикин Букай) Совета по рационализации промышленной структуры при MITI, преобразованного после 1964 года в Совет по обсуждению промышленной структуры (Сангё Кодзо Сингикай). На протяжении всего периода высоких темпов роста экономики этот объединенный орган оставался наиболее авторитетным в вопросах распределения отраслевых кредитов в Японии.
Благодаря своему членству в Подкомитете по промышленному капиталу Дзэнгинкёустановила формальные, постоянные отношения с MITI, но без того, чтобы стать доминирующей там организацией. Действительно, в 1962–1964 годах Дзэнгинкё сыграла решающую и успешную роль в победе над усилиями MITI по концентрации государственного контроля над распределением кредитов в собственных руках [Calder 1993:64–65]. Таким образом, Японская ассоциация банкиров способствовала тому, что в круге компенсации в финансовой сфере доминировали финансисты, а не промышленные бюрократы, и что этот круг был более тесно связан с уменьшением рисков банкиров, чем с промышленной стратегией, вопреки утверждениям Чалмерса Джонсона и его интеллектуальных единомышленников [Johnson 1983; Katzenstein 1978].
Ожесточенная и бескомпромиссная конкуренция между промышленными группами, а также такие благоприятные международные политико-экономические условия, как комфортный доступ к рынкам США и Юго-Восточной Азии, способствовали стабильному и высокоскоростному экономическому росту, которого так желали японские бюрократы, консервативные политики и широкие слои населения. Этот политико-экономический режим с доминированием банков, поддерживаемый государственным регулированием, но обладающий собственными независимыми возможностями, стал в последующие годы для японской экономики роковым; его само собой разумеющееся влияние на МФ, БЯ, дзайкай и политический мир поглотило ту скромную оппозицию, с которой он сталкивался. «Королевство банкиров» помогло японской политэкономии, в частности, снизить риски и агрессивно проводить в 1950–1960-х годах тяжелую индустриализацию, притом что позже, начиная с 1990-х годов и далее, те же самые институты препятствовали требуемым глобализацией структурным изменениям и увековечили экономическую стагнацию, задержав процесс реструктуризации долга более чем на десятилетие.
Классические результаты круга компенсации
Рекомендации Дзэнгинкё в годы быстрого развития являющимся ее членами банкам иллюстрируют типичные практические предубеждения кругов компенсации финансового мира [Tsutsui 1988]. Классические представители этих кругов продолжали или расширяли кредитование существующих потребителей и ограничивали средства для новых претендентов, независимо от того, каким долгосрочным потенциалом роста эти новые претенденты могли обладать. Такой консервативный расчет снижал риски участников и экстернализировал издержки, но вряд ли позволял предвидеть будущее стратегически, как это предполагает обычная житейская мудрость. Например, в 1950-е гг. Дзэнгинкё были в значительной степени проигнорированы такие перспективные отрасли, как электроника и телекоммуникации. В резолюциях по кредитованию Японской ассоциации банкиров мало признаков стратегического подхода к преобразованию промышленности, который обычно проповедовал MITI. Аналогичным образом в ориентированной на регулирование и избегающей рисков политике МФ также было немного стратегических намерений в отношении промышленности [Там же: 331–366]. Позиция Дзэнгинкё в определенной степени была продиктована политическими соображениями: давлением со стороны парламента, особенно в отношении условий финансирования малого бизнеса.
На протяжении двадцати лет бурного роста и после него Дзэнгинкё выполняла административные функции и несла такие технические обязанности, как оформление чеков, предоставление личной кредитной информации и обучение банковских служащих[74], что превратило «королевство банкиров» в нечто большее, чем простая конфигурация корыстных интересов. В ответ на просьбы парламента, переданные МФ, она согласилась контролировать собственные высокопроцентные потребительские кредиты (саракин) (1981 г.) и инвестиции в недвижимость (июль 1987 г.). В середине 1990-х годов Дзэнгинкё также участвовала в решении проблемы жилищного кредитования дзюсэн. В каждом случае Ассоциация банкиров стремилась посредством коллективных действий снизить институциональный риск, с которым сталкиваются банки, и одновременно послужить более широким общественным целям.
Дзэнгинкё, однако, также долгое время была влиятельной группой давления — в первую очередь в защите прерогатив частных банков и в снижении институционального риска, с которым сталкиваются эти фирмы. В начале 1960-х годов она пресекла попытки MITI узурпировать контроль над промышленным кредитованием, эффективно проведя лоббирование против Закона о специальных мерах по развитию определенных отраслей промышленности (Токусинхё). В течение более чем двух десятилетий (1953–1974 гг.) Дзэнгинкё также успешно противостояла выдвинутым Японской социалистической партией при более широкой политической поддержке предложениям по ограничению крупномасштабного кредитования индивидуальных заемщиков; многие банкиры того периода считали это вето самым важным достижением Дзэнгинкё.
В 1980-х — начале 1990-х годов Дзэнгинкё добилась дополнительных успехов в политике, многим из которых она оказалась обязана своему специальному офису (Бусицу). Этот небольшой, но могущественный орган неформально участвовал в формировании политики, предоставляя «удобные» данные и давая политические рекомендации бюрократам в МФ[75]. Он сыграл ключевую роль в борьбе с введением системы «зеленых карточек» для консолидации учета потребительских депозитов в конце 1980-х годов, а также в решении проблемы жилищных кредитов (ю-сен) в середине 1990-х годов.
Будучи вместе со сталелитейной и электроэнергетической федерациями одним из трех крупнейших финансовых спонсоров правящей Либерально-демократической партии (ЛДП) — членом влиятельной группы Госанкё (буквально «почетное трио») — в годы бурного роста экономики, Дзэнгинкё имела влияние на формирование политики в целом, которое не позволяло большинству других отраслей и даже чиновникам оспаривать его прерогативы. За тридцать пять лет своего господства, с начала 1950-х до середины 1980-х годов, федерация добилась лишь двух менее чем полных успехов: ей частично не удалось сдержать расширение почтовых сбережений и остановить смещение корпоративных клиентов по мере роста ликвидности в расширенной финансовой системе в сторону индустрии ценных бумаг. Программа почтовых сбережений и индустрия ценных бумаг совместно подорвали главенствующее положение банков в японских корпоративных финансах и рамках более широкой политико-экономической системы. Однако в конечном итоге именно рыночное и политическое давление, а не односторонние бюрократические распоряжения позволили этим претендентам на банковское превосходство добиться определенного первоначального успеха. Влияние индустрии ценных бумаг, однако, было сильно подорвано экономическим крахом и серией скандалов 1990-х годов.
После 2001 года Дзюньитиро Коидзуми решительно склонил чашу весов в сторону банковского дела, снова укрепив позиции Дзэнгинкё[76]. Решительная атака Коидзуми на систему почтовых сбережений — необычная конфронтация с политически устоявшимися интересами — была с энтузиазмом поддержана банками, и они приобрели благодаря этому дополнительный авторитет. Однако в течение «потерянного десятилетия» 1990-х годов прибыльность банков значительно снизилась, что ускорило превращение Дзэнгинкё в техническую организацию с заметно сократившимися лоббистскими функциями[77]. Три года правления демократической партии Японии (2009–2012 гг.) еще больше уменьшили ее влияние и ускорили превращение Дзэнгинкё в преимущественно техническую организацию.
Дзэнгинкё с несомненным успехом удалось сохранить актуальность своей политики в начале XXI века, разработав новую программу действий, ориентированную на потребителя. Она вносила предложения по пересмотру Закона о несостоятельности, заявлений о раскрытии рисков и договоров потребительского кредитования, а также предложила новые стандарты бухгалтерского учета, совместимые с международными правилами, и варианты решения проблем отмывания денег. В процессе разработки этих программ она продолжала играть важную координирующую роль в финансовом мире. Таким образом, Дзэнгинкё сохранила за собой функции своеобразного агрегирования интересов, даже когда ее общая роль поддержки заинтересованных групп в японской экономике постепенно снижалась.
Смягчающая роль банков долгосрочного кредитования
Главным приоритетом классических участников японского «королевства банкиров», включая банки, страховые компании и отраслевые ассоциации, а также финансовые регуляторы в МФ и БЯ, была стабильность. Инновации и даже экономический рост по отношению к этому императиву стабильности были вторичны. Коммерческие банкиры были в основном выходцами из юридической среды — в основном выпускниками юридического факультета Токийского университета, не слишком знакомыми с деталями промышленной организации и технологий.
Япония XX века, однако, была благосклонна к одному отличительному типу финансовых институтов, которые замечательным образом преодолели зияющий разрыв между банковскими возможностями и промышленным развитием. Банки долгосрочного кредитования мобилизовали в огромных количествах капитал, внимательно следили за корпоративными показателями и давали практические стратегические советы самым разным субъектам, от начальника цеха до председателя совета директоров. Они были способны выполнять эти важнейшие гибридные функции благодаря как уникальным институциональным характеристикам, так и особым программам обучения и корпоративной культуре[78].
Первым банком долгосрочного кредитования, возглавлявшим в стране промышленные инновации на протяжении целого столетия, был Промышленный банк Японии (ПБЯ), основанный в 1902 году[79]. До Второй мировой войны ПБЯ был специальным государственно-частным банком под контролем правительства, при этом казначейство от имени государства владело в нем значительным миноритарным пакетом акций[80]. Во время войны ПБЯ играл центральную роль в финансировании военной экспансии в Китае, а потом и в других частях Тихого океана. После войны он был умеренно дисциплинирован оккупационной администрацией, которая сократила его филиальную сеть, ограничила выпуск долговых обязательств и в соответствии с Законом 1952 года о банке долгосрочного кредитования сделала его однозначно частным с юридической точки зрения учреждением, см. [Calder 1993: 159].
В том же 1952 году в соответствии с тем же законом, который официально приватизировал ПБЯ, был создан Японский банк долгосрочного кредитования (LTCB). Как и ПБЯ, LTCB первоначально тоже финансировал крупномасштабные проекты капиталовложений, особенно в судостроение, электронику, автомобили и нефтехимию, а также оказался пионером долгосрочного финансирования проектов мелиорации и жилищного строительства [Mirabile 1990]. Пять лет спустя, в апреле 1957 года, был основан третий банк долгосрочного кредитования — Nippon Fudosan Bank, основанный на оставшихся в Японии активах банка Тёсэн, реликта колониальной эпохи, и специализирующийся на финансировании крупных сделок с недвижимостью [Fukuda, Koibuchi 2006].
Банки долгосрочного кредитования функционально дополняли коммерческие банки, а не конкурировали с ними, инициируя изменения в структуре промышленности и развитие новых отраслей, даже когда коммерческие банки старались сохранить статус-кво. Их активистская роль в стратегическом капитализме Японии периода высоких темпов экономического роста вытекала из семи ключевых реалий, наиболее ярко проявившихся в крупнейшем банковском учреждении, ПБЯ [Calder 1993: 160–161]:
В отличие от японских коммерческих банков, таких как Mitsubishi, Mitsui и Sumitomo, но подобно немецким универсальным банкам, японским банкам долгосрочного кредитования было разрешено выпускать облигации и долговые обязательства.