– Это фаланги пальцев рук, – пояснил доктор каким-то стёртым, не своим голосом.
– Пресвятая дева, – выдохнул матрос Брусок.
Матросы стали шептать молитвы.
– Мы можем опять перейти на тот берег и разобрать за собой мост, – быстро сказал мистер Трелони.
– Не можем, – ответил капитан, продолжая неподвижно стоять на месте. – Этот мост не так-то легко разрушить или разобрать. И людоеды пойдут за нами… Или будут стрелять. Их много, а у нас четырнадцать мушкетов, и в стволе лишь по одной пуле. Они нашпигуют нас стрелами, мы не успеем даже снять мушкеты с плеча.
Капитан стал лихорадочно шарить глазами по окрестным зарослям. И тут он вдруг понял, даже скорее осознал с каким-то мучительным отчаянием, почему дерево-исполин показалось ему необычным. Он даже застонал, как от боли, и по коже у него поползли мурашки: под этим деревом не было не только травы, но и листьев, которые с него облетели! Под этим чёртовым деревом не лежало ни одного чёртового листочка – ни зелёного, ни сухого! Словно кто-то их тщательно собрал или подмёл. «Боже мой, – промелькнуло в голове у капитана, как же я был слеп!»
И тут налетел ветер.
Сначала он был не сильный, но он поразил всех: только что полное безветрие, напряжённое, предгрозовое безветрие и вдруг… И вдруг над головами людоедов, у них за спиной, ударила молния, и тёмное небо вспыхнуло жёлтым огнём, и сразу же грянул гром, такой оглушительный, что капитана всего передёрнуло, а молния пронеслась ещё, и ещё, и ещё раз, и били молнии непрерывно, раз за разом, и непрерывно оглушающе грохотал гром, а людоеды обернулись и замерли, задрав в страхе головы, а молнии, приближаясь, все полыхали, и били они уже вниз, вниз, в землю, и ветер неистово свирепел.
А потом полыхнуло совсем рядом, и совершенно чёрное небо раскололось огнём, и раздался оглушительный треск и грохот такой, словно сотни и сотни бортовых орудий вдруг ударили разом, и за спинами людоедов вспыхнуло и загорелось их священное дерево.
– Все за мной! Быстрее от реки! – закричал, что есть сил, капитан, стараясь перекричать вой людоедов, которые в ужасе обернулись на дерево и попадали на колени.
Пробежав несколько ярдов вверх от реки, капитан остановился и, показывая рукой направление дальше вперёд, обернулся. Его команда – матросы, мистер Трелони, Жуан, – все бежали за ним, а вот пленники… Пленники, упав на колени, остались со своим грузом на берегу и в ужасе вопили вместе с людоедами, глядя на горящее дерево.
Капитан бегом вернулся к ним, и скоро его догнал Платон. Вдвоём они оплеухами и криками подняли пленников с земли и пинками погнали вдогонку за всеми. В воздухе нестерпимо воняло серой. Ветер вдруг стих, так же внезапно, как и поднялся. Дождя не было.
Объединённый отряд белых и их пленников, как мог быстро убегал от реки вверх, прочь от берега. Неожиданно они вбежали в какую-то деревню и поняли, что переправились на этот берег как раз напротив туземного поселения. В деревне тоже вопили и выли в голос, кто-то метался от хижины к хижине, и этих хижин было на удивление много. Возле них не горело костров, над ними сгустилась тьма, и только у реки полыхающие молнии вспышками озаряли землю. Кто-то чёрный, неясный и голый по пояс метнулся навстречу капитану с факелом в руке. Капитан с разбегу ударился о бегущего всем телом, сшиб его и, подняв его упавший факел, побежал дальше, увлекая остальных за собой. Отряд выбежал на окраину деревни.
– Все на месте? Посмотрите внимательно! – крикнул капитан, дико озираясь. – Никто не отстал?
И вдруг он с ужасом осознал, что рядом с ним нет Платона. Волосы зашевелились у капитана на голове. Он взвыл и, сунув кому-то факел и сбросив свой мешок в протянутые руки доктора, кинулся назад с криком:
– Всем оставаться на местах!
Капитан бежал между хижинами и звал Платона по имени, останавливался, вслушиваясь в чьи-то крики, вопли и дальний треск грома, и снова бежал, бешено, ожесточённо вглядываясь в темноту, ему навстречу кто-то попадался, кто-то тоже бегал и метался с воплями между хижин, но всё это были незнакомые силуэты каких-то чёрных косматых людей, заметных в темноте только из-за всполохов молний. Капитан несколько раз упал, неудачно налетев на что-то или на кого-то, несколько раз он поднимался и бежал дальше, поправляя мушкет на плече… «Я не найду его! Я здесь никого никогда не найду», – пронеслось у него в голове.
Капитан наткнулся на Платона совершенно случайно. Просто он увидел тёмную кучу людей, которые молча, яростно сопя, боролись с кем-то на земле, потихоньку затаскивая этого кого-то в хижину, в чёрную дыру её входа. Капитан выхватил пистолет и, уцепившись рукой за чьё-то потное, скользкое и противно пахнущее прогоркшим жиром голое тело, выдернул этого косматого человека из общей свалки и выстрелил в него. Человек упал. Остальные с визгом разбежались, оставив на земле Платона, стоящего на четвереньках.
Платон, придавленный своим грузом и мушкетом, знакомо хрипел, стараясь подняться с земли. Капитан, засунув пистолет за пояс, подскочил к нему и помог встать на ноги. Платон почему-то ничего не говорил, он только сипел и тряс головой, задыхаясь. Рубаха на нём была порвана в клочья, и он какое-то время лихорадочно шарил по голой груди, отыскивая свой перекрутившийся на бечёвке амулет и поправляя его. Потом он с трудом вытащил что-то изо рта, сплюнул, судорожно прокашлялся и сказал хрипло:
– Они мне заткнули рот, старые ведьмы!