— И потому что? — спросил он вполголоса.

Гэндальф оглянулся через плечо.

— Я надеюсь, здесь мы можем разговаривать без опаски?

— Разумеется В Ортханке, поверь, нет посторонних ушей… В чем дело?

— А твой… орк? Ему можно доверять?

— Вполне. Он ничего не смыслит в таких делах.

— Что ж, тем лучше для него. Ты, конечно, знаешь, что с недавнего времени полуразрушенный замок, стоящий на юго-западной окраине Лихолесья — его называют Дол Гулдуром — был полностью восстановлен и, по всей видимости, обрел нового хозяина… Ну-ка скажи, тебе что-нибудь известно об этом славном парне?

— О хозяине Дол Гулдура?

— Да.

— Ты полагаешь, что источник всех этих, гм, нездоровых явлений, наполнивших Лихолесье, находится в Замке?

— Похоже, что так. Ну так что ты все-таки о нем знаешь, дружище?

Саруман задумчиво поднял брови.

— Да, собственно говоря, вовсе не так много, как тебе хотелось бы, Гэндальф. Эта лесная крепость — темная штучка… Места там глухие, на многие мили вокруг — безлюдье и бездорожье, леса и чащобы, непроходимые болота и топи. Впрочем, если обитатель Замка жаждет уединения, не боится обособленности и болотного гнуса и притом желает скрыть от докучных зевак все следы своей деятельности, какая бы она ни была — лучшего места для тайного логовища ему не найти. В общем, если тебя действительно интересует мое мнение, я склонен полагать, что заправляет в Замке один из назгулов — один из тех Девяти, что некогда подчинились Саурону и заслужили прозвание Призраков Кольца.

— Понятно. — Гэндальф закусил губу. — Значит, ты тоже считаешь, что это может быть один из назгулов, так?

— А у тебя существует иная идея на этот счет?

— Пожалуй, да. Конечно, назгулы — тоже не очень-то симпатичная публика, что и говорить, но я боюсь, как бы в действительности дела не обстояли намного хуже.

— Но ты же не допускаешь мысли, что хозяин Замка — сам… Темный Властелин, Гэндальф?

— Отчего бы мне этого и не допустить, Саруман?

Повисла тишина — такая полная, плотная и звенящая, что стал слышен застенчивый мышиный шорох где-то в углу под грудами старого хлама. Саруман, чуть помедлив, поднял на собеседника глаза: черные, бездонные, холодно поблескивающие колкими золотистыми огоньками… Гэндальф тут же убедил себя, что эти странные мерцающие огоньки, исходящие из мрачной глубины сарумановых очей — всего-навсего отражения язычков пламени, пляшущих в камине.

— Это невозможно, Серый, — негромким, мягким, спокойным тоном, каким говорят с душевнобольными людьми, произнес Белый маг. — Саурон не мог возвратиться в мир… Как это там писано в «Акаллабет»: «…и пали зловещие стены Барад-Дура, и сгинуло Единое Кольцо, и телесная оболочка Владыки Мрака развоплотилась…»