Третье отличие, вытекающее из первых двух – порядок. Атакующие действуют по плану и, соответственно, более упорядоченно. Оборона это всегда импровизация. Да, оборона тоже планируется, но предугадать когда и где, а главное, какими силами враг будет наступать, с большой степенью точности очень трудно. Поэтому зачастую такие планы актуальны до первого выстрела. Обращаю ваше внимание, товарищи курсанты: при неудачном наступлении порядок, как правило, не падает. Вышестоящие штабы не теряют связь с нижестоящими, полковые и батальонные командиры имеют связь со своими подразделениями. Части своевременно получают боеприпасы, горючее, еду. Раненым оказывается медицинская помощь, технику вывозят с поля боя на ремонт. Тут нужно оговориться: так происходит при пассивной обороне, без контратакующих действий обороняющихся. При удачной обороне происходит то же самое. Связь не нарушена, снабжение не прервано.
Далее. При удачном наступлении может происходить временная потеря управления. Отрыв, как правило, кавалерийских и механизированных частей от баз снабжения, штабов, медсанбатов. Наступающие части могут оказаться блокированными и окружёнными. В этом случае теряется связь между вышестоящими штабами и частями, прорвавшими оборону. Но тут нужно понимать, что части, ушедшие в прорыв, условно управляемы, они действуют по ранее согласованному плану, не теряют боеспособность и организационную структуру.
Ну и последний случай – это неудачная оборона. Думаю, что происходит в этом случае, подробно объяснять не надо. Потеря снабжения, связи, управления. В худшем случае паника и дробление соединений на части с последующим окружением и уничтожением. Одним словом, хаос. Контратаки обороняющихся, соответственно, всё переворачивают с ног на голову.
И что у нас выходит, товарищи? А выходит вот что. При любом наступлении и удачной обороне порядок высокий, а вот при неудачной обороне он резко снижается. Чем эта закономерность интересна для нас? А вот чем. При высоком порядке роль полководца на самом высоком уровне, а роль нижестоящих бойцов и командиров сводится к точному выполнению приказа. Но если порядок падает, также снижается роль полководца. И это, товарищи, компенсируется возросшей ролью нижестоящих командиров, вплоть до командиров отделений. Им, товарищи, не имея чётких приказов сверху, приходится импровизировать и брать ответственность на себя. А чтоб вы не сомневались, сейчас подробно разберём оба случая.
Наступление. Тут чем выше штаб, тем важнее его роль. Если правильно выбрано место, время и необходимые силы, проработаны последовательность действий и взаимодействие всех участников, то вероятность успеха очень высока. Даже ошибки нижестоящих штабов, недостаточная подготовка отдельных бойцов и командиров или недостаточная техническая подготовка хоть и приведут к увеличению потерь, но не смогут сорвать операцию. Обратная ситуация, если изначально выбран неверный план наступления. Тогда грамотные тактические действия приводят только к ожесточению боевых действий. Примерами служат множественные «мясорубки» империалистической войны. Если очень просто и коротко, насыщение боевых порядков обороняющихся автоматическим оружием, прежде всего пулемётами, привело к тому, что атакующим стало не хватать подвижности для развития наступления.
Для наглядности вам простой пример. Допустим, я хочу вывести противника из строя и бью его тростью в кадык. Даже если по каким-то причинам лезвие не выскочит, противника я из строя выведу. А вот если я выберу, скажем, ногу, то выскочит лезвие или нет, всё равно ущерб фатальным для врага не будет.
А что происходит в обороне? Даже не берём ситуацию с потерей управления и окружением. Смотрим, как развиваются события с самого начала. И начинаем сверху. Комфронта узнаёт, что один из участков фронта атакован. Что он может сделать? Дать приказ о выдвижении резервов. Всё. Фронт – это несколько сотен километров, значит, даже подвижные резервы, такие как, танковые корпуса, смогут прибыть к месту боя в лучшем случае в течение нескольких часов.
Спускаемся ниже, на дивизионный уровень. Если артиллерию комдив сможет перенаправить практически сразу, то с резервами так не выйдет. Уставная ширина фронта, занимаемая дивизией – 8–12 километров, глубина 4–6 километров. Вывод: резервы так же придётся ждать, скажем, от нескольких минут до получаса.
Ну, а кто встретит атаку первыми? Кого в траншеях будут гвоздить авиация и артиллерия, утюжить танки? Уже догадались, товарищи курсанты? Правильно, бойцы и командиры от комбата и ниже. И прежде всего от них будет зависеть, устоит оборона до подхода подкреплений или нет.
И вот из всего вышесказанного делаем вывод. В современной наступательной армии, а именно такой является Красная Армия, солдаты прежде всего должны уметь наступать. Но вас, товарищи курсанты, как вы уже поняли, будем обучать немножечко другому. Чему? Ну, наступать вы уже умеете, всё-таки кадровые командиры. И именно потому, что вы кадровые командиры, причём одни из лучших, учиться вы будете по усложнённой программе, с уклоном в оборону. А чтоб жизнь вам мёдом не казалась, товарищи курсанты, обороняться научитесь в самых тяжёлых условиях.
А сержант Жуков, слушая, как Командир пугает их трудностями службы, вдруг вспомнил семью. Частенько отец так же стращал Ивана с братьями перед работой: «Ванька, Пашка, Петька! Ох, и придётся нам сегодня потрудиться, успеть бы дотемна». И младший Ванька старался изо всех сил, а потом радовался, что успели задолго до сумерек. В 11 лет, окончив начальную школу, Иван уехал к тётке в большой город Рязань, учиться дальше. Как ни странно, по совету местного попа, отца Михаила. Где-то за полгода до своего ареста пожилой настоятель сельской церкви, встретив Иванова деда, порекомендовал отправить Ивана учиться дальше, отметив его светлую голову и явные успехи в науках. Вот и сейчас Иван вспомнил напутствие, данное ему отцом: «Учиться будет ох как трудно, сын, но ты первый из нашего рода, кто получит образование. Когда будет особенно трудно, помни, сын, ты учишься за всех нас». Значит, буду учиться, решил Иван, да и учиться здесь будет интересно. А Командир, похоже, подходит к самому интересному.
– Авиация, артиллерия, танки и пехота – вот четыре принципиально разных противника. Что должна знать и уметь пехота при встрече с ними? Если вражеский бомбардировщик сбивает наш ястребок, если вражеский танк поджигает наш стальной "Клим", а вражескую пехоту рассеивает Красная артиллерия, пехота должна радоваться и, если позволяет обстановка, кричать «ура» и подбрасывать вверх пилотки. Умеете кричать «ура» и подбрасывать вверх головные уборы? Не сомневаюсь, что умеете. А что делать пехоте, когда она осталась одна, когда средства усиления не успели или заняты на другом участке? Аркадий, ты чего руку тянешь? «Ура» кричать не умеешь? Или шапку подбрасывать?
– Никак нет, товарищ командир. Умею. У меня вопрос, – смутить сержанта Фишмана было нелегко.
– Ну, раз есть, задавай, Аркадий.
– Товарищ командир, против танка боец гранату кинет, в пехоту вражескую из винтовки стрелять будет, а разве может он самолёт сбить? Ну, кроме как случайно.
– Первое, Аркадий, не беги впереди паровоза. Второе, воюют не солдаты каждый сам по себе, воюют подразделения. А вот то, что спросил и сел – молодец. Хорошо, давайте сейчас отвечу вкратце, а как эффективно воевать против каждого из вышеперечисленных противников, подробно узнаете в процессе обучения.
Авиация. Главное оружие солдата против авиации это лопата. Так, а где смех? Не смеётесь. И курсант Фишман не смеётся. Что ж вы, товарищи курсанты, так бегать не любите? Может быть, вы и копать не любите? А придётся. Копать, копать и ещё раз копать. Запомните, главное оружие против авиации – лопата. Лопатой вы сможете отрыть щель, в которой благополучно переживёте налёт. При встрече с авиацией противника задача пехоты – выжить. Выжил – значит победил.
А теперь насчёт «сбить случайно». Конечно, если солдат один, то правильнее всего будет укрыться. Но вряд ли самолёт будет гоняться за одним солдатом. Да и передвигаются бойцы в прифронтовой полосе всё-таки чаще в составе подразделения. И не всегда есть возможность закопаться в землю. Авианалёт может застать, например, на переправе или просто на марше. Конечно, бомбардировщику, летящему на высоте более двух километров, вы ничего не сделаете. Но есть ещё пикирующие бомбардировщики и истребители. Пикировщики атакуют с высоты от пятисот метров до километра, истребители могут атаковать ещё ниже. Что может сделать боец с «мосинкой»? Выстрелить пару раз, куда-то в сторону самолёта, и то если сильно повезёт. А вот в стрелковой роте 12 ручных пулемётов и 100 винтовок. В батальоне уже 36 пулемётов и около пятисот винтовок. А это примерно 500–1000 выстрелов в секунду. Самолёт всё-таки не танк, слабых мест у него немало. Сам пилот, мотор, бензобаки, хвостовое оперение и так далее. А на низких высотах, да ещё при пикировании самолёт особенно уязвим. Хватит небольшого повреждения, чтобы он свалился в штопор и воткнулся в землю.
Но даже не это главное, товарищи. И те, кто имеет польский опыт и те, кто финский, думаю, не до конца осознают опасность бомбардировок. Одно дело, если часть находится на передовой, и личный состав окопался. Совсем другое, если подразделение находится в движении. Самый худший вариант – затор перед переправой, тогда авиаудары наиболее опасны. Сами понимаете, осколку нелегко попасть в солдата, залёгшего в какой-нибудь яме. А вот автотранспорт, кони, артиллерия – это всё очень чувствительно к ударам с воздуха. Отмечены случаи, когда при массированном авиаударе части просто впадали в панику и разбегались.
Поэтому командир, приказывающий обстреливать самолёт, решает сразу три задачи. Первая и самая важная – борьба с паникой! Запомните очень хорошо, товарищи командиры, паника может принести больше вреда, чем сами бомбы. А пока стреляешь во врага, паниковать и времени нет. Согласны?