– Командир, а не пора рассказать, почему комкор Жуков тогда в Монголии просто двумя руками ухватился за никому неизвестного старшего лейтенанта и его роту? Мы, конечно, навели шороху у япошек в тылу, но сейчас я понимаю, что этого мало, должно быть что-то ещё, как ты говоришь, бонус. Причём такой, что комдив, взлетевший по сути до командарма, наплевав на все возможные последствия, добился, чтобы нас в Польшу перекинули.

– Раз спрашиваешь, наверное, пора. А всё просто: 25-го августа 1939 года я Георгию Константиновичу сказал, что меньше чем через неделю Германия нападёт на Польшу, и гордые пшеки не продержатся и трёх недель, так что Франция и мобилизацию провести не успеет. Ну и чего ты таращишься? Андрей, уже пора бы привыкнуть: у кого-то слух там идеальный или память, а я с большой долей вероятности могу предположить, как та или иная военная компания закончится. И потом мы же и с тобой о Польше тогда говорили. Забыл?

– Так это мне! Когда лейтенанты меж собой большую политику обсуждают, это трёп и больше ничего, а вот когда-то же самое докладывают командующему Первой армейской группы – это я даже слов не могу подобрать что такое. Командир, ты понимаешь, что если б ты ошибся, то увольнением из армии не отделался бы?!

– Так не ошибся же. А Жуков мне поверил и на второй день боевых действий доложил Сталину о том, что поляков ждёт быстрый и полный разгром. Про три недели, конечно, не решился сказать, увеличил время до одного двух месяцев. Но всё равно его прогноз оказался самым точным. К этим срокам кроме Жукова никто и близко не подошёл. Вообще Георгий Константинович прекрасный стратег, уже 5 сентября, когда немцы вышли к Висле, он доложил Борису Михайловичу, что польские вооружённые силы как организованная сила доживают последние дни.

– Охренеть.

– Так что, поверив мне, Жуков заработал несколько дополнительных очков в глазах Сталина. И, думаю, не прочь заработать ещё. Наш новый начальник генерального штаба очень амбициозный человек.

– Командир! – Андрей напрягся, как человек, которому предстояло выскочить из уютного окопа на пулемёты. – Командир, тебя что, всё-таки переводят?!

– А про остальных нет желания что ли узнать?

– Есть, но сначала я хочу знать, почему ты этот разговор затеял.

– Хорошо. Если коротко и упрощённо, было две группы, одну для простоты назовём группа Кулика, вторую группой Генштаба. Куликовцы хотели вернуть нашу бригаду под крыло, так сказать, 5-го управления, генштабисты хотели оставить у себя. Про план Кулика я тебе уже рассказывал.

– Ну да. Тебя в Прибалтику, а Пласта на пенсию.

– Вот, только в подковёрных схватках каждая мелочь может значение иметь, а с Пластом они просчитались. Не хотел он никому говорить, но Степан Ерофеевич бригаду при всём желании принять не сможет.

– Почему?

– Сердце. У него жуткая аритмия.

– То есть, Командир? Пласт может умереть?

– Да. В любой момент.

Андрей нашарил взглядом чашку, схватил, хотел отхлебнуть кофе, но остановился, немного не донеся до рта. От кофе осталась только бурая жижа на дне.

– В госпиталь ему надо!

– Госпиталь не вариант. Тут только пересадка сердца поможет.

– Ну так пусть пересаживают!