Как и хозяйка ложка была очень старой, поверхность, покрытая тысячами мелких царапин, не блестела, краешек стёрся от многолетнего трения о дно кастрюли, и теперь чаша ложки имела форму капли, а не овала как у аналогичных новых приборов. Даже ручка носила следы времени — неравномерную толщину — где-то от постоянного использования древесина стиралась, и диаметр ручки уменьшался.
Жёлто-коричневый дворик, тихая улыбчивая старушка, кастрюля с чёрным дном на старом-старом огненном артефакте, почти разряженном, эта повидавшая жизнь ложка, выцветшие занавески и тазики с заготовками под тафы, тоже старые, местами со сколами — всё было таким тихим и уютным.
Бабуля выловила пару шариков ложкой. Через дырочки лишнее масло стекло назад в кастрюлю.
Старушка палочкой пробила первый таф. Пробив шарик насквозь, палочка вышла через отверстие в ложке. Подняла руку, наколола второй шарик.
В считанные секунды на палочке оказались пять шариков. Ловким движением женщина схватила из голубой мисочки на краю стола крупную морскую соль светло-серого оттенка и посыпала четыре шарика. Лишнее бросила в ту же мисочку, схватила щепотку сахара и отправила на пятый.
— Отдай папе, — старушка дёрнула подбородком, указывая мне за спину, где должен был стоять Эдмунд.
Фраза резанула слух, но я не стала поправлять. Всё равно мы со старухой друг друга видим первый и последний раз.
Повернувшись, вручила учителю еду.
— Спасибо, солнышко, — он слегка улыбнулся.
Старушка тронула меня за плечо, привлекая внимание, и отдала вторую палочку:
— Это твои.
— Спасибо.
Мы отошли. Эд надкусил первый шарик. Сырная начинка потянулась ниткой. Пока она совсем не убежала, учитель стянул с палочки остаток тафа и сунул за щёку.
— Ну что, постоим или будем есть на ходу?
— Можем на ходу.
Шарик с кремовой начинкой, присыпанный крупным сахаром захрустел у меня на зубах. Наверное, здесь больше подошла бы сахарная пудра, но что-то особенное было в этих хрустящих комках, которые приходилось рассасывать. Из-за них труднее было проглотить десерт быстро и приходилось растягивать удовольствие.
Мы пресекли двор. За ним потянулись такие же, но более тихие и пустые, где только иногда попадали группы играющих детей или занятых своими делами взрослых.
— У вас возле дома есть где-то цветы? — последним шариком у Эда оказался грибной.
— В смысле лавка или клумба? — я сняла с палочки предпоследний — с грушей. — Хочешь маме взять букет?
— Ага.