Эд перебросил через плечо плащ и достал из мешка с покупками батон. Оторвал от него горбушку. Протянул остальное мне:

— Будешь?

Я тоже оторвала кусочек.

Батон вернулся в мешок.

— И… раз уж заговорили о прощении… — держа одной рукой покупки, другой — горбушку, Эд потёр мизинцем нос. — Мама сильно переживала вчера?

Я пожала плечами.

— Наверно. Собираешься извиниться?

— Да должен бы, — кивнул. — Перед тобой вот уже попытался. Не обижаешься?

— Нет, — я перевела взгляд на хлеб, снова вспоминая о "хорошей, но с некоторыми ошибками" мази и о других своих проколах…

Мы шли по неширокому переулку между желтовато-бежевыми домами, по дороге из песка, земли и втоптанной гальки. На такой сомнительной почве, тем не менее, росли одуванчики. Пучки их листьев заполнили пространство у основания стен домов.

— Кажется, эти цветы способны расти вообще везде. Что бы ни случилось, — пробурчала я.

— Пожалуй, — Эд моментально повеселел. — Знаешь, что я сейчас понял? Ты одуванчик.

— Что?

— Ну, на что похоже? — учитель сел на корточки и оторвал один из множества цветов.

— На что?

— На солнышко. А знаешь, на что будет похож позже?

— Одуванчики со временем превращаются в пушистые белые шарики на ножках… На луну?

— Правильно, — Эд отодрал второй цветочек и достал из кармана брюк ленточку. — Завяжи-ка волосы.

Нельзя сказать, что сейчас у меня было настроения дурачиться, но и возражать как-то не хотелось. Я сделала хвостик. Учитель с сияющей улыбкой вдел мне в волосы одуванчики.

— Смотри, — Эд указал на тень. У неё появились рожки, как у бабочки.