Лицо Артура кривит в ненависти — так сильно, что даже синяки на нём поплыли, меняя очертания. Пока он пытается придумать, что бы такое ответить, отвечает один из подпевал — запоздало и не в тему, подтверждая своё горилье происхождение.

— Точно ебанутая. Ты говорил, у неё подруга какая-то ебанутая, и какие-то дружки мусорские, а теперь ещё и этот. Ты говорил, дело на раз, всё тихо будет. А у него ствол. Ну на хер, поехали отсюда.

— Зассал? — откликается Артур, почти срываясь на истерические нотки. — А этот, — он кивает в сторону Яна, тут же переводя взгляд на Ксению: — Твой новый ёбарь что ли? Я в шоке, если честно. — Oн закатывает глаза и смеётся — так громко и неправдоподобно, да так долго, что в конце концов начинает казаться, будто он это искренне. — Что-то я раньше о нём не слышал. А то бы…

— Я тоже никогда о тебе не слышал, — отвечает Ян, оглашая правду. — Но я знаю о тебе всё. — Его голос тих и спокоен, а взгляд направлен на того, кому обращены его слова. — Всё. Просто всё.

Артур должен ответить — это было бы логично, но он снова стопорится с реакцией, даря остальным время, которое каждый использует по-своему.

И Ксению вдруг накрывает пониманием: он действительно знал всё. В том числе и о её вылазке в прошлый выходной. И о причинах этой вылазки. И о том, что было с ней до того, как у неё появились причины. Знал и ничего не сказал, как не сказал и о Мише… Значит, он просто привык молчать о том, над чем не волен?

— У вас три секунды, чтобы убраться, — устав ждать, Костолом снова берёт слово. Он спокоен, очень спокоен — а всё потому, что в отличие от оппонента он умеет казаться спокойным, если захочет. Грудь распирает от нехорошего предчувствия — нет, всё же он не ясновидящий, его глаза — всего лишь глаза человека, видит он не только ими. Глубоко втянув носом жаркий воздух, едва заметно морщится: воздух над степью пронизан душноватым, дымным запахом горячего пороха. — А потом я спущу собак.

Странное слово — «спущу». Будто они на привязи или в загоне, но их, кроме воли хозяина, ничто не держит. Это так странно, что бандюки быстро смекают: чтобы спустить роняющих пену с клыков псин, хозяину хватит и слова. Смекают-то быстро, да всё же с опозданием… «Раз-два-три» — хозяин не шутил, он действительно считает. За три отмеренные им мгновения ничего не происходит, а вместо «Четыре» звучит ёмкое «Взять!».

Сорвавшись с места, собаки в секунду достигают целей — одна из них мощным наскоком валит на бок первого приспешника, смыкая челюсти на его руке. Пена, всё ещё капающая с клыков, окрашивается в розовый. Другая же прыжком впечатывает второго пособника в дверцу автомобиля.

— Скорее, заходите, — поторапливает хозяин девушек, зазывая перешагнуть порог и укрыться во дворе. Вовремя — едва Алиса оказывается внутри, тот из громил, что зажат между животным и машиной, лишается левой щеки. Раздаётся дикий вопль, но свидетельницей ужасного зрелища Алиса стать не успела — счастливица. Зато им всласть насладилась Ксюха — её взгляду предстают картины одна волшебнее другой: кровь, стекающая по глянцевой поверхности дверцы, трепыхающиеся у колёс туши, раздираемые безудержными клыками, и среди видов, ярких и сюрреалистичных, как мазки свежей зелени на полотне с октябрьским пейзажем — Артур, мечущийся от дверцы к дверце. Его план прост — сесть за руль и уехать, бросив подельников, но подступы к машине надёжно охраняются животными, распробовавшими кровь и вошедшими во вкус. Он бы ещё долго метался, если бы вовремя не вспомнил об опущенном в карман оружие. Вспомнила о нём и Ксения, да поздно.

— Скорее заходи, и дверь запрём. Собаки сами разберутся. — Слышит она нетерпеливый голос хозяина у себя за спиной.

— Ян… У него пистолет. — Только и успевает вымолвить девушка, прежде чем застывший над степью воздух сотрясают два несмелых выстрела.

На мгновенье замирают все: Ольга, хоронящаяся с дочерью за забором и не видящая происходящего, Ян, застывший в проёме калитки — он застигнут врасплох, и Ксения, округлившимися глазами вперившая взор в труп собаки рядом с расстерзанным телом одного из бандюков. Земля под брюшиной пса питается алым — как и земля под шеей бандюка: перед тем, как погибнуть за хозяина, собака успела сомкнуть челюсти на толстой, заборовевшей, обвитой золотой цепью шее. Второй подельник всё ещё корячится у колеса — целясь по овчарке, Баграмян ненароком угодил в него самого, спугнув псину и заставив её попятится.

— Сука, блять, — сплёвывает он, вновь наводя ствол и на этот раз уже приканчивая раненого подельника в голову.

Всё происходит так быстро, что среагировать не успевает никто. Собака, очередным выстрелом будто выдернутая из затмения, берёт новую цель — оставшегося противника, сперва группируясь на задних лапах, затем пружинисто отталкиваясь… Пуля прошивает бочину, и раненое животное падает к ногам агрессора, за что он тут же награждает её пинком носка ботинка в дырявый бок. Истошный визг разносится над степью, а за ним — ещё один:

— Ян, стреляй, чего ждёшь! Ты же видишь, он не остановится! — Это Ольга, отстранив от себя дочку, с рыданий перешедшую на дикий вой, обращается к брату.

И Ян стреляет. Дважды — и оба раза мимо. Пули пробивают дверцу в считанных сантиметрах от оцепеневшего Баграмяна. Снова пауза — и пахнет порохом уже по-настоящему. Предчувствие беды спустилось на землю — теперь его можно осязать, можно лицезреть и вдыхать, оно — дым. Как сценический спецэффект, призванный сокрыть изъяны самого представления. Ян тянется в карман за патронами — чтоб перезарядить ружьё, всего-то пару секунд и нужно. Артур ловит его движение, вздрагивая всем телом, и успевает первым: выпускает весь магазин, прошив забор в нескольких местах. Патроны давно закончились, а он всё жмёт и жмёт на спусковой крючок, ловя глухие щелчки и не веря в них. Лишь когда уставший палец перестаёт его слушаться, опускает руку с орудием и несмело, ожидая подвоха, озирается.

Из пуль, что он выпустил, две задели Яна, и обе — в грудь.

Хозяин оседает на землю, на свою землю, его рубаха меняет цвет, а в уголках губ уже скапливается кровь — прострелено лёгкое. Его глаза будто сделаны из чёрного хрусталя — блестят, в них стынет агония. Рядом падает разряженная двустволка, а из раскрытой ладони катятся на землю два бесполезных патрона. И лишь выбежавшая из укрытия Алиса видит чуть дальше:

— Смотрите! Он уезжает! — И тычет пальцами в машину.