— Донесу, — равнодушно произнес Скорповски. Склонившись, поднял, словно и не ощущая моего веса. Руки сильные, крепкие… Ему бы любить и… быть любымым… Придержал мою голову, когда та сделала попытку скатиться с его плеча… — Стесняться будешь?

— Не буду, — процедила я сквозь зубы. Обстановочка предполагалась более чем интимная. О том, чтобы самостоятельно удовлетворить естественные нужды организма пока что даже думать не стоило. Хорошо еще, что последний раз ела и пила давно, а то бы пришлось еще и белье менять. — У меня в сумке женские принадлежности…

— Я уже приготовил, — перебил он меня.

— Кодекс наемника? — уточнила я. Спокойно, без язвительности.

— Угадала, — занося меня в гигиеническую комнату, коротко бросил Компато. Посадил на каменный столик, мною же сбросив лежавшие на нем полотенца на пол. — Давай еще раз… — Он на мгновенье убрал руку, которой прижимал к стене… меня тут же повело, хоть корсет и держал спину. — Баб я видел достаточно, чтобы не пускать слюни на ваши прелести, да и ты для меня не столько женщина, сколько солдат. Так что…

— Я уже все сказала, — выдавила я глухо. Приятно — неприятно…

Приятно не было, но, стоило отдать должное Компато, изгаляться надо мной он не стал. Все в рамках жизненной необходимости. И… молча.

Тишину нарушила я, когда Скорповски вновь сгрузил меня на диван, засунув под спину подушку:

— Бить тоже будешь, как солдата?

Он уже собирался отойти. В ответ на мой вопрос замер, медленно, если не сказать, устало, развернулся:

— Если понадобится — да…

От такой перспективы хотелось завыть… добиваться нужной информации эти типы умели. Да и готовили меня к другой работе, блокировки не те, но я сделала вид, что ничего другого не ожидала.

— Я надеюсь, что обойдется без этого, — произнес он, спустя почти минуту. Все это время разглядывал меня, словно в первый раз что-то упустил.

— Рассчитываешь уйти с моей помощью? — не удержалась я от усмешки.

— Рассчитываю, — равнодушно бросил он, переставляя стакан с водой со стола на широкий подлокотник дивана. — Пей.

— А я уже поверила, что обойдется без издевательств, — вырвалось у меня. С яростью.

Понимала, что нарываться глупо, но с выдержкой было не то, чтобы совсем уж плохо, но… она, как и я, оказалась не в лучшем виде.

Моего выпада Скорповски вроде как, и не заметил:

— Последствия волновика не в теле, а в голове. Страх перед болью уходит медленно, а этот еще и глубокий. Сердце теряет ритм, мозг об этом помнит. Избавишься от страха, восстановишься быстрее. А жажда — хороший стимул.

Стоило признать, с подобной точкой зрения я уже сталкивалась. Но сейчас меня больше интересовало другое: