Работавшая в течение четырех с половиной лет как элемент советской хозяйственной системы, организация Павленко с конца ноября 1952 года превратилась в объект преследования советских репрессивных органов. Учитывая масштабы дела, оно с самого начала разделилось на несколько относительно связанных потоков. На местах, а затем в Москве велось следствие. Руководители УВС, а затем и некоторые другие участники организации были осуждены военными трибуналами.

Параллельно проводились аресты и суды по ведомственному принципу в отношении служащих, сотрудничавших с Павленко на коррупционной основе. Тех чиновников, в действиях которых не было установлено состава уголовного преступления, подвергали партийным проработкам, а в ряде случаев увольняли за пособничество и отсутствие бдительности. Однако если партийно-должностные наказания невольных соучастников Павленко были проведены достаточно быстро, то арестованные участники УВС и их коррумпированная группа поддержки попали в руки прокуратуры и судебных органов надолго.

Суд над ядром организации начался лишь два года спустя после ее разгрома, в ноябре 1954 года, а закончился через шесть месяцев, в апреле 1955-го. Другие судебные заседания длились по крайней мере до осени 1956 года. За это время многое изменилось в политическом положении СССР, началась десталинизация. Эти общие изменения сказались и на судьбе подсудимых.

На переломе репрессивной политики

Павленко и его подельники попали под арест за три месяца до смерти Сталина. В этот период репрессивная политика Советского государства была весьма интенсивной. На 1 января 1953 года в лагерях и колониях содержались около 2,5 млн человек, в тюрьмах — более 150 тыс., в спецпоселениях и ссылке — более 2,8 млн[655]. Эти 5,5 млн человек, находившихся в различных подразделениях Гулага, составляли около 3 % населения страны и более значительную долю среди взрослого населения[656]. Миллионы людей были осуждены к различным наказаниям, не связанным с лишением свободы: исправительно-трудовым работам, штрафам. Многие подвергались иным формам дискриминации — были лишены права на профессию или проживание в определенных местностях.

Характерной чертой советской карательной системы было постоянное производство политических дел и поиски политической подкладки в обычных уголовных преступлениях. Страну постоянно лихорадили кампании бдительности и выявления врагов. Продолжалась война в Корее и гонка вооружений. Значительными оставались материальные жертвы советского народа. На обстановку в последние месяцы жизни Сталина сильное влияние оказывало «дело врачей-убийц». На его волне росли антисемитские настроения и истерия борьбы с «врагами». Широко распространялись слухи о возможных погромах и депортациях еврейского населения[657]. Рос градус политической нетерпимости, подозрительности и поиска внутренних врагов.

Арестованных в такое время членов организации Павленко и их пособников не ожидало ничего хорошего. Однако уже на начальной стадии следствия им, можно сказать, повезло. Значительный масштаб дела породил организационные заминки. Рассредоточенное между органами госбезопасности Молдавии и Украины и Главной военной прокуратурой в Москве, следствие затягивалось.

Первоначально проверка, как уже говорилось, была инициирована военными прокурорами в связи с рассмотрением двух жалоб на организацию Павленко. Когда вскрылись истинные масштабы преступлений, прокуратура запросила помощь у МГБ и работала в тесной связи с чекистами. Сразу же после разгрома организации, ареста ее руководителей и обысков прокуроры попытались полностью передать дело в МГБ. В письме генпрокурора СССР в адрес Сталина, Берия и Маленкова от 24 ноября 1952 года, в котором сообщалось о Павленко и УВС, выдвигалась такая инициатива: «В целях полного выяснения действительных целей преступной организации, учитывая выявленное в результате обысков оружие, полагал бы целесообразным поручить следствие по этому делу МГБ СССР, которое могло бы проводить его при содействии прокуратуры в части раскрытия хищений государственной собственности»[658].

Однако это предложение не прошло. Можно предположить, что МГБ не горело желанием брать на себя новую обременительную работу. В отличие от многих сфабрикованных дел, в которых из арестованных просто выбивали нужные показания, дело УВС было реальным, а поэтому требовало дополнительных усилий, экспертизы, допросов сотен людей. Центральный аппарат МГБ, в котором было бы логично сосредоточить расследование деятельности столь разветвленной организации, был занят выполнением сталинского заказа на «дело врачей» и ему подобных. Так или иначе, материалы по УВС остались в Главной военной прокуратуре.

6 декабря 1952 года Цвигун сообщил руководству Молдавии, что по просьбе МГБ Украины, «где проходила основная преступная деятельность организации», следственное дело передавалось украинским чекистам[659]. Однако вскоре оно перешло на новый, более высокий уровень. С 20 января по 10 февраля 1953 года в Главной военной прокуратуре в Москве были сосредоточены материалы для продолжения следствия, а сами арестованные переведены в московскую Бутырскую тюрьму. На 20 марта 1953 года было арестовано 72 участника организации Павленко[660].

В Москве арестованные поступили в ведение следственной части по особо важным делам Главной военной прокуратуры. Это было сравнительно небольшое подразделение, занимавшееся, как следовало из его названия, наиболее значительными случаями, к числу которых принадлежало и дело УВС. Всего в 1952 году в производстве следственной части по особо важным делам находилось 62 дела, а в первом полугодии 1953 года — 100 дел. Расследование этих дел занимало значительные сроки, скорее всего в силу их сложности. В 1952 году из законченных следствием дел более половины рассматривались свыше двух месяцев, а в первой половине 1953 года — почти 80 %[661]. Большинство подследственных в этой структуре проходили по индивидуальным делам.

Члены УВС составляли в этом смысле особый случай. Их было много, в связи с чем на помощь пришлось дополнительно привлечь 20 прокурорско-следственных работников из других управлений Главной военной прокуратуры и региональных военных прокуратур. 72 арестованных были распределены по три человека на следователя, за исключением руководителей организации (Павленко и некоторых других). Судя по всему, им выделили персональных следователей[662]. Таким образом, в Главной военной прокуратуре делом УВС занимались около 30 следователей. Кроме того, при следственной части по особо важным делам был создан штаб из пяти человек для координации работы следователей и розыска подозреваемых, которые скрывались от ареста.

Следствие в отношении руководителей и активных участников организации составляло только вершину айсберга. С самого начала важнейшей задачей органов госбезопасности и прокуратуры считалось максимальное выявление контактов арестованных павленковцев. В числе прочего перед следователями была поставлена задача: «…Выявить всех лиц, по вине которых преступная вооруженная организация „УВС“ безнаказанно существовала много лет, могла вооружиться, приобрести большое количество автотранспорта и техники… Выявить лиц, допустивших ротозейство, политическую беспечность и слепо оказывавших содействие преступной организации „УВС“»[663]. В этом случае речь шла о многочисленных хозяйственных и местных руководителях, работниках финансовой системы, военных, милиционерах, сотрудниках госбезопасности и т. д. На 20 марта 1953 года Главная военная прокуратура располагала картотекой на 1150 человек, проходивших «по преступным связям с „УВС“»[664].

Неизвестно, как быстро и чем закончилось бы дело павленковцев, если бы не смерть Сталина в марте 1953 года, как раз в момент, когда определился основной круг обвиняемых и обвинений по делу УВС. Новое руководство СССР очень быстро приняло ряд решений, которые внесли изменения в советскую карательную политику.

В полном согласии друг с другом наследники Сталина начали постепенный демонтаж созданной при вожде машины террора. Уже 27 марта 1953 года был утвержден указ Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии», сыгравший большую роль в судьбе сотен тысяч людей, в том числе арестованных по делу Павленко. Указ предусматривал освобождение из мест заключения и от других мер наказания, не связанных с лишением свободы, лиц, осужденных на срок до пяти лет включительно. Ряд категорий заключенных, в частности за должностные и хозяйственные преступления, освобождались независимо от срока наказания. В результате на свободу вышли 1,2 млн человек, что составляло более половины численности заключенных в лагерях[665].

Важное символическое значение имело прекращение «дела врачей». Меньше чем через месяц после смерти Сталина, 3 апреля 1953 года, Президиум ЦК КПСС принял решение «о полной реабилитации и освобождении из-под стражи врачей и членов их семей, арестованных по так называемому „делу о врачах-вредителях“, в количестве 37 человек». Одновременно к уголовной ответственности привлекались сотрудники госбезопасности, «особо изощрявшиеся в фабрикации этого провокационного дела и в грубейших извращениях советских законов»[666]. На следующий день сообщение об этом было опубликовано в газетах, т. е. широко объявлено советским гражданам.

Тут же последовали другие, более закрытые решения, означавшие существенные изменения в репрессивной политике и методах работы советского карательного аппарата. Большое значение имел приказ министра внутренних дел СССР от 4 апреля 1953 года о запрещении применения пыток к арестованным. В документе признавалось распространение «арестов невинных советских граждан», «широкое применение различных способов пыток — жестокие избиения арестованных, круглосуточное применение наручников на вывернутые за спину руки, продолжавшееся в отдельных случаях в течение нескольких месяцев, длительное лишение сна, заключение арестованных в раздетом виде в холодный карцер и др.».

Угрожая суровыми наказаниями нарушителям приказа, руководство МВД требовало закрыть в тюрьмах пыточные помещения и уничтожить орудия пыток[667]. Приказ зачитывался всем оперативным сотрудникам органов госбезопасности. Несомненно, он произвел на них сильное впечатление. 10 апреля 1953 года Президиум ЦК КПСС принял общую директиву, которая одобряла «меры по вскрытию преступных действий, совершенных на протяжении ряда лет в бывшем Министерстве госбезопасности СССР, выражавшихся в фабриковании (так в документе. — Авт.) фальсифицированных дел на честных людей…»[668].