Ответ: Зная, что я сделал преступление, я открыто не мог прийти и поэтому скрывался.

Вопрос: Вы уклоняетесь от ответа на поставленный вам вопрос. Я вас спрашивал, почему вам понадобилось так конспирировать в целом организацию, если вы не проводили вражеской работы по заданию иностранных разведок?

Ответ: Мы проводили конспирацию с той целью, что боялись быть разоблаченными[673].

Не добившись признания, Кульчицкий некоторое время не возвращался к этой теме. Работали по линии антисоветского заговора также украинские чекисты. 10 декабря 1952 года секретарь ЦК компартии Украины Л. Г. Мельников доложил Сталину, что Министерство госбезопасности республики «ведет следствие в направлении вскрытия возможной связи арестованных с ино[странными] разведками и оуновским подпольем»[674].

Однако и им не удавалось добиться многого. Основные фигуранты дела в Киеве Константинов и Клименко не давали нужных показаний. Подталкиваемый следователем в желательном направлении, Клименко отговорился незнанием темы. «Со слов Павленко, оружие приобреталось для создания видимости, что наша преступная организация действительно является воинской частью. Были ли на этот счет у Павленко и Константинова какие-либо другие соображения, я сказать не могу, так как об этом ничего не знаю», — сказал он следователю[675].

Фактор Сталина, получавшего информацию об УВС, несомненно, играл важную роль в стремлении прокуроров, чекистов и партийных работников превратить дело Павленко в антисоветский заговор. Даже если сам Сталин не давал никаких указаний по делу (свидетельств об этом пока нет), сотрудники прокуратуры и госбезопасности хорошо знали общее направление сталинской политики, в которой центральное место занимали поиски внутренних врагов, связанных с международным империализмом.

Перевод дела из экономической в политическую плоскость полностью вписывался в общую модель сталинской карательной политики. Ее характерными чертами были, с одной стороны, чрезвычайное расширение сферы применения уголовного наказания, а с другой — интенсивная политизация уголовных преступлений. Следуя такой линии, прокуроры, судьи, сотрудники органов внутренних дел и госбезопасности всегда были готовы переквалифицировать обычные уголовные преступления в политические. Нередко уголовные преступники зачислялись в одну категорию с политическими[676].

Возможно, обвинения в контрреволюционной антисоветской деятельности были связаны со значительными масштабами и дерзостью деятельности Павленко. Логика следствия и высокого начальства была очевидной. Признать, что советская экономическая и административная система была столь неэффективной, что допускала частное предпринимательство значительных размеров, они не могли. Следовательно, подобное преступление могли осуществить только враги, имевшие, скорее всего, поддержку извне.

В общем, неудивительно, что после передачи дела в Москву главный военный прокурор Вавилов, собрав подчиненных, поставил перед ними следующие приоритетные задачи:

Напряженно работать с арестованными в направлении выяснения вопроса, что из себя представляет преступная вооруженная организация «УВС» и ее политическое лицо; всеми следственными мероприятиями и допросами выяснять действительные цели организации и ее главарей (чего Павленко и его соучастники хотели добиться, на что они рассчитывали); путем тщательных допросов выявить все преступные связи участников организации, особо обратив внимание на возможные их связи с иностранной разведкой и националистическим подпольем[677].

Действуя в указанном направлении, следователи переключили значительную часть своего внимания с хозяйственных вопросов на политические, пытались собрать компрометирующие сведения о взглядах и настроениях руководителей организации Павленко. Полученные у арестованных показания вращались в основном вокруг нескольких эпизодов их «антисоветской деятельности»: «антисоветской агитации» и пораженческих настроений.

По поводу «антисоветской агитации» на «сборищах» обвиняемых (на самом деле во время застолий с употреблением спиртного) и их «террористических намерений в отношении руководителей Партии и Правительства»[678] в протоколах допросов были зафиксированы немало свидетельств:

В неоднократных беседах со мной Павленко резко в антисоветском духе высказывался против колхозного строя и проводимых Партией и Правительством мероприятий по колхозному строительству. Он заявлял мне, что «из колхозников высасывают все соки, а им дают на трудодни по 50–100 граммов хлеба». Он неоднократно злобно утверждал, что рабочие и крестьяне в СССР живут очень плохо, что рабочие получают низкую зарплату. Продуктами питания и промтоварами трудящиеся снабжаются у нас в стране очень плохо, что в нашей стране снабжают только столицы и некоторые крупные города, такие как Ленинград, а в остальных местах одни очереди и в магазинах нигде ничего нет…

Стройки коммунизма ведутся не потому, что они нужны нашему народу, а потому, что государство вынужденно их строить в связи с тем, что 15–20 % населения Советского Союза находятся в лагерях и этих людей нужно как-то использовать…

Павленко… обрушился со злобным клеветническим выпадом против одного из руководителей Партии и Правительства (так в протоколах допросов называли Сталина, поскольку существовал запрет на его упоминание в отрицательном контексте. — Авт.) и начал восхвалять Троцкого…[679]

Другое свидетельство гласило:

В кабинете Павленко собрались Клименко И. П., Курицын Г. В., Туркин С. И., Литвин С. И., Невинский И. В., Губский Ф. П. и я (Ю. Б. Константинов. — Авт.)… Курицын взял за веревку портрет (Сталина. — Авт.) и в присутствии всех собравшихся начал учинять различные издевательства над указанным портретом; таскать его за веревку по комнате, выражаясь при этом нецензурной бранью, а все присутствовавшие сопровождали это глумление громким смехом… Затем Курицын поставил портрет на письменный стол Павленко и начал кулаком стучать по портрету, сопровождая эти действия гнусными оскорблениями и выкриками по адресу одного из руководителей Партии и Советского государства (Сталина. — Авт.), изображенному на портрете. После этого Курицын ударил ногой в стекло портрета, разбил его, разорвал портрет и бросил…

Издеваясь над портретом, Курицын высказал террористические намерения в отношении одного из руководителей Партии и Правительства, изображенного на портрете[680].

Член организации М. А. Завада якобы говорил:

В колхозах никто не работает, так как колхозникам хлеба не дают, а все собранное ими забирают для государства. Государство не заботится о колхозах и колхозниках. Вот в 1934 г. (правильно: в 1932–1933 гг. — Авт.) на Украине был неурожай, и тогда умерло украинцев больше, чем погибло людей за всю Отечественную войну. Умерло примерно около 10 миллионов человек. В 1943 г. снова был неурожай, а спасло Украину от голода только то, что в Западной Украине не было колхозов, и там украинские колхозники могли купить хлеб. Сейчас там тоже колхозы и тоже нет хлеба… Украина являлась полуколонией и сейчас является полуколонией России[681].