Однако подобные очевидные аргументы никого не интересовали. Дело дошло до советских верхов, а значит, требовалось ритуальное «жертвоприношение». Возможно, в судьбе Миндели какую-то роль сыграли политические изменения после смерти Сталина. Во всяком случае, в 1954 году из министерства он перешел на должность заведующего лабораторией во Всесоюзный научно-исследовательский институт угольной промышленности. В научной сфере он работал и все последующие годы[629].
По аналогичному сценарию и столь же безуспешно собирались компрометирующие материалы против другого высокопоставленного руководителя Министерства угольной промышленности — начальника Главного управления шахтного строительства А. Т. Картозии. По должности он чаще контактировал с Павленко, чем Миндели, поскольку непосредственно отвечал за строительство новых шахт и их инфраструктуры. Их знакомство произошло в 1950 году в связи с привлечением организации Павленко к подрядным работам на Порицких шахтах в Западной Украине[630]. Последующие контакты касались и других объектов, которые курировал главк Картозии, — в Эстонии и Смоленской области.
Показания Павленко и самого Картозии, который допрашивался военными прокурорами как свидетель, однозначно доказывали, что их взаимодействие касалось рутинных служебных вопросов: согласование договоров подряда, выполнение обязательств со стороны заказчиков (которых курировал Картозия) перед подрядчиком (Павленко), просьбы к подрядчику ускорить те или иные работы[631]. Обычные контакты во внеслужебной обстановке во время случайных застолий не представляли собой ничего особенного. Единственный эпизод, показавшийся следователям перспективным, касался уже упомянутого премирования Павленко за удешевление строительных работ[632]. Прокуроры пытались обнаружить в этом случае корыстный мотив, возможно взятку. Однако Картозия, подробно допрошенный о премии, твердо и уверенно показал, что выплаты были произведены в соответствии с законом на основании решения технического совещания, акта о принятых работах и с согласия конторы Промбанка[633].
В общем, как и в отношении Миндели, прокуроры смогли сформулировать в адрес Картозии претензии неопределенно-политического характера. Он обвинялся в том, что, «познакомившись с Павленко в 1950 году, проявил беспечность и не заинтересовался, кем в действительности является Павленко и что за организацию он возглавляет». Павленко же при его «покровительстве на протяжении 1950–1952 годов активизировал деятельность своей преступной лжевоинской организации в системе Министерства угольной промышленности СССР». Отсутствие признаков взяток было «компенсировано» упоминанием, что на одной из встреч на квартире Картозии в Москве Павленко принес с собой «часть зажаренного поросенка и другую закуску»[634].
Несмотря на сомнительность предъявленных претензий, в судьбе Картозии сыграл роль все тот же политический фактор. Заранее назначенный виновным в «утрате бдительности», он в 1953 году уехал из Москвы на родину в Грузию на должность начальника комбината «Грузуголь». В 1957 году, когда изменились общие политические условия в стране, Картозия вернулся в столицу. Работал на разных должностях в Госплане и Госстрое СССР[635].
Пока неизвестно, насколько далеко зашли чистки в Министерстве угольной промышленности СССР в связи с делом Павленко. Замминистра В. Т. Шибаев, с которым Павленко встречался по крайней мере однажды для решения производственных вопросов[636], в 1954 году был назначен начальником комбината «Ворошиловградуголь». В официальной биографии Шибаева это перемещение связано «с перестройкой организационных структур в угольной промышленности»[637]. Вполне возможно, что так и было.
В любом случае расследования прокуратуры в отношении чиновников, «утративших бдительность», длились недолго. Свои права на эти дела предъявили партийные структуры: все руководители, попавшие под подозрение, были членами партии. Это была обычная практика. С самого начала следствие информировало секретаря ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкова и руководителя Комитета партийного контроля М. Ф. Шкирятова о связях организации Павленко с работниками партийных и хозяйственных органов[638]. В справке военной прокуратуры о состоянии следствия по делу на 20 марта 1953 года говорилось: «По требованию КПК при ЦК КПСС им передана часть материалов в отношении отдельных советско-партийных работников, виновных в незаконном существовании этой преступной организации»[639].
По аналогичному сценарию строились дела против чиновников, «утративших бдительность» на местах. Как сообщал 10 декабря 1952 года Сталину секретарь ЦК компартии Украины Л. Г. Мельников, «ЦК КП Украины в настоящее время устанавливает связи этих преступников (членов УВС. —
В этой республике организация Павленко активно действовала в последний период своего существования. Сотрудничество УВС с молдавскими чиновниками во многих отношениях было типичным, хотя имело и свои особенности. К их числу нужно отнести отсутствие ярко выраженных коррупционных связей, основанных на денежных взятках, как это было при реализации договоров Павленко с угольными предприятиями в Украине. Одно из объяснений такого положения лежит на поверхности. В Молдавии УВС работало на объектах пищевой промышленности и сельского хозяйства, которые не могли предложить столь же значительные и выгодные проекты, как угольщики. Следовательно, обе стороны, Павленко и его молдавские заказчики, были примерно в равной мере заинтересованы друг в друге.
Красноречивый пример представляли неудавшиеся переговоры Павленко с главой города Тирасполя В. Н. Бронниковым. Как позже объяснял Бронников, в октябре 1952 года в распоряжении городских властей оставалось много неизрасходованных средств на строительные работы, прежде всего для ремонта моста, разрушенного в результате летних ливней. Однако найти подрядчиков Бронников не смог. Обратившись к директору винно-коньячного завода, на котором в то время работало УВС, Бронников познакомился с Павленко и предложил ему строительный подряд. Однако Павленко не заинтересовался заказом. Очевидно, что работа была хлопотная и не очень выгодная. Бронников был вынужден просить помощи у командования местного гарнизона, которое, как обычно, выделило солдат. Работы, кстати, и после этого шли плохо, мост оставался полуразрушенным еще долгое время[641].
В общем, подкреплять «дружеские» связи с молдавскими чиновниками взятками у Павленко не было нужды. Это обстоятельство очень быстро стало очевидным для следствия. Однако, как и в случае с центральным аппаратом Министерства угольной промышленности, свою роль играл политический заказ. Виновные или нет, молдавские чиновники подлежали наказанию.
После выяснения подробностей о составе и деятельности УВС арестованных членов организации начали допрашивать об их связях в Молдавии. Павленко по этому поводу был подробно допрошен через полмесяца после ареста, 9 декабря 1952 года, в молдавском МГБ[642]. На основании полученных сведений в конце ноября и главным образом в декабре 1952 года начались допросы молдавских чиновников в качестве свидетелей. Они велись сотрудниками Главной военной прокуратуры, командированными в Молдавию. Судя по протоколам, следователей интересовали вопросы договорных отношений молдавских предприятий с УВС, а также неформальные связи Павленко и его помощников с чиновниками. Однако факты коррупции обнаружены не были. Удалось выяснить, что дело ограничивалось эпизодическими совместными застольями и оказанием незначительных услуг[643].
2 января 1953 года в МГБ Молдавии была составлена справка о связях участников УВС с работниками учреждений и предприятий республики. В ней были перечислены 20 чиновников, попавших под подозрение[644]. Их было решено наказать по административно-партийной линии, поскольку оснований для возбуждения уголовных дел найти не удалось. Таким образом, допросы «пособников» в качестве свидетелей прокурорами сменились допросами (их деликатно называли «беседами») в партийных структурах. Процедура партийного следствия состояла из двух этапов. Сначала скомпрометированные чиновники «беседовали» с двумя руководителями аппарата ЦК компартии республики: заместителем заведующего административным отделом ЦК П. Крангой и А. Мельником, представлявшим республиканский Комитет партийного контроля. После этого обвиняемые писали заявления в ЦК с объяснением обстоятельств дела и признанием своей вины.
Как показывают документы, партийные беседы велись в достаточно спокойном тоне. Представителей ЦК интересовали обстоятельства знакомства чиновников с Павленко и его сотрудниками, степень активности их контактов и их выход за рамки служебных отношений. Из уст партийных функционеров постоянно звучали упреки в отсутствии бдительности, «благодушии», излишней доверчивости в случаях, когда была нужна тщательная проверка. Вызванные на ковер чиновники огрызались. Особенно жаркая перепалка возникла у членов партийной комиссии с директором Тираспольского винно-коньячного завода А. К. Осадчим. В ответ на упреки о поддержании отношений с руководителями УВС Осадчий заявил:
Что Вы хотите, чтобы я как администратор повернулся к ним спиной? Я должен расположить их как администратор. Затем, какие у меня были основания относиться с какой-либо опаской. Военная организация, работает по всей Молдавии, то какое же я имею право так к ним относиться.
т. Мельник. Дело в том, что они деньги воровали государственные.
т. Осадчий. У них же открыт счет в банке, оформлен… Всех не было дома, а один Осадчий виноват. Органы есть. Спрашивается, каким образом у них могли быть машины, и ни городские, ни республиканские организации, автоинспекция не интересовались…
т. Кранга. Вы ведете себя так отвратительно и не хотите помочь раскрыть эту контрреволюционную организацию. Вы должны были рассказать всю правду.
т. Осадчий. Я и рассказывал.
т. Кранга. Рассказали после того, как их арестовали.