Фортингем буркнул что-то не по-французски и, резко сдвинув брови, прибавил:

— Вот гомункулус драный!

Но вместе с этим он посерьезнел. Внизу совсем стемнело, Фортингем послал двоих стражников бросить в очаг пару все равно разбитых столов и получше присмотрелся к Беатрис, также как и мы, выразив удивление, когда узнал ее. Она тоже его узнала и даже соизволила наконец от меня отцепиться, когда сержант ободряюще похлопал ее по спине широкой твердой ладонью. Собственно говоря, хоть типом он был и вздорным, но не злобным, и даже подверженным порой сентиментальным порывам. А уж личные счеты — это только наше личное дело. Затем он велел стражникам у двери пропустить внутрь сбежавшую из таверны во время погрома прислугу, которая, собственно, и привела их. Беатрис, рыдая, припала к груди вернувшегося, дрожащего от негодования и потрясения мужа, а мы, раз уж все занялись делом и все более-менее пошло на лад, сочли наилучшим удалиться, Фортингем был все же отнюдь не той компанией, с которой хотелось бы коротать время до утра.

Ночной воздух за пределами таверны казался удивительно свежим и чистым. Дорогу нам перебежала крупная крыса, подпрыгивающая в лунном свете как клубок резиновых ниток, с размотавшимся из клубка хвостом. Пуаре глубоко втянул в легкие августовскую сырую прохладу.

— Я верую! — сказал он вдруг решительно.

— Во что? — поинтересовался я.

— В то, что твой прадед был кардиналом!

— Архиепископом.

— Один черт. Если вдруг надумаешь, у тебя тоже здорово поучится.

— Вряд ли. Тут бы скорее подошел «requiem aeternam»[8], но эту литанию я целиком не помню…

Готье тихо заржал, не слишком благородное определение, но учитывая интонацию…

— Главное, ты здорово умеешь успокаивать женщин, — с затаенным лукавством добавил Пуаре.

— Ничего себе способ, — скептически заметил Огюст.

— Кстати, вы ведь незнакомы, — спохватился я, посмотрев на него и на Теодора.

Пуаре, с любопытством подняв брови, отрицательно потряс головой. Огюст глянул на него и на меня вопросительно и слегка подозрительно.

— Мой кузен, граф Огюст де Флеррн, — представил я, — и мой старинный друг Теодор де Пуаре. — Чертовски странно в новом контексте звучало словечко «старинный». — Кажется, я вам друг о друге уже рассказывал.

— О, да… — от души сказал Пуаре, протягивая руку.

Огюст со смешанным чувством глянул на меня и после легкой заминки пожал руку нового знакомого.

— Сэр Бедивер? — вопросил он негромко, с почти незаметной улыбкой.

— Он самый!