Нарутовича пытались уговорить ехать в сейм не по Уяздовским аллеям, а более безопасным маршрутом – он отказался. Толпа встретила его экипаж «враждебными криками, свистом, руганью; вскоре посыпались грязные, плотно утрамбованные комья снега и камни; несколько таких комьев попало президенту в лицо; пара смельчаков с дубинками вскочила на ступеньку экипажа; мягким, но решительным, сильным движением руки Ст. Пшездецкий, начальник протокола, столкнул их. <…> В сейме значительная часть скамей пустовала, поскольку правые – следуя своему плану – отказались участвовать в собрании, прислав только одного своего представителя, который успел бросить в адрес избранного президента лишь несколько оскорблений, поскольку ему сразу же пришлось отступить под натиском возмущенных представителей левых партий. Президент – бледный, глубоко потрясенный – был вынужден переждать и этот беспорядок, после чего сильным уверенным голосом принес присягу на черном эбеновом распятии»{235}.

Галина Островская, студентка Школы изящных искусств, в один из тех декабрьских дней сдавала экзамен по истории искусств Элигиушу Невядомскому. Она ответила не лучшим образом, и профессор спросил, хватит ли ей отметки «удовлетворительно» или же она будет сдавать экзамен повторно на следующем занятии. О том, что было дальше, Галина – уже Островская-Грабская – рассказывает в книге воспоминаний «Bric-à-brac».

Разумеется, я выбрала второе, не подозревая, какая трагедия не допустит меня к этому экзамену. <…>

Через несколько дней в Галерее изящных искусств «Захента» был вернисаж. Я должна была встретиться там с родителями, но опоздала, а когда пришла, вход на лестницу загораживали смотрители, которые никого не впускали. Сразу же вбежали полицейские и военные – наступил небывалый переполох в непонятной тишине. Никто ничего не хотел объяснять. Внесли носилки – это частично прояснило дело, – хотя неизвестно было, для кого они предназначались, стали шептать, что произошло покушение на президента и что его застрелил какой-то художник, – я не поверила. Наконец какая-то особа, спустившись сверху, шепотом сказала мне, что президента действительно убили и что застрелил его Элигиуш Невядомский – Невядомский! Профессор, которому несколькими днями ранее я спокойно сдавала экзамен{236}.

Президент был убит 16 декабря 1922 года тремя выстрелами из револьвера, произведенными с близкого расстояния в спину, на уровне грудной клетки. Невядомский – автор нескольких ценных работ об искусстве – был фанатичным последователем НД, заядлым антисемитом и к тому же психически неуравновешенным человеком. В суде он заявил: «Выстрелы, от которых погиб президент Нарутович, изначально предназначались не ему. От них должен был погибнуть Пилсудский, глава государства. Только последние ходы на шахматной доске сейма волей какого-то рока выдвинули фигуру п.Нарутовича».

Почти неделю перед похоронами президента длились траурные церемонии. Бальзамированное тело в гробе выставили сначала в Бельведере, потом в Королевском замке. Сотни тысяч людей пришли почтить его память. Двадцать второго декабря, после торжественной мессы, останки были захоронены в склепе собора Святого Яна в Варшаве. По всей стране и за рубежом шли траурные службы. Со всех сторон приходили депеши с соболезнованиями.

Невядомского приговорили к смерти. Тридцать первого января 1923 года состоялась казнь – расстрел на склоне Цитадели. Похороны на Повонжковском кладбище должны были пройти тихо, но пришли люди. <…> После траурной мессы в костеле Св. Борромея кладбище заполонила десятитысячная толпа. Они выстроились в колонну от костела до самой могилы. <…> Посыпались сотни венков, букетов, цветов{237}.

На могиле Невядомского и сегодня лежат свежие цветы и горят свечи.