Товарищ министра послушал затихающий, бодрый цокот ее каблуков и медленно вернулся к завтраку. Антрекот успел остыть, и кофей уже не парил, но Максиму было все равно – он почти не чувствовал вкуса пищи. Почему-то вдруг вспомнилось, что именно в этот день, четырнадцать лет назад, погибла София.

На крыльце дома он разминулся с небольшой бригадой рабочих, переносивших в кухню свежие запасы торфа. Агапит нетерпеливо бегал вокруг мобиля, зачем-то пиная покрышки, но при виде хозяина сразу бросил это пустое занятие. Ехать-то было всего квартал, однако разогнаться он все равно успел, выжав из машины все ее тридцать верст в час. Прирожденный шофер, определенно, а уж столбов посшибал – не счесть.

Еннафа встретила начальника обычным приветствием и словами:

– Господин Рустиков, только что приходил секретарь министра Магнова с просьбой явиться на прием.

Максим прошел немного вглубь коридора и без задержки попал в кабинет начальника. Тот стоял у окна, заложив руки за спину, а неразобранные бумаги неряшливо валялись на его обширном столе с витыми ножками. Редкий случай: министр надел свою генеральскую форму с единственной, зато главной наградой государства – Звездой Смерти, дарованной ему вместе с титулом герцога при закладке “Афиногена”. Утреннее солнце отражалось от окон Метрического ведомства, стоящего на противоположной стороне Викентьевской. Заслышав шаги товарища, министр повернулся к нему, и Максим вдруг увидел, что Элизбар словно потерял некую внутреннюю арматурину. Его левый висок неожиданно сверкнул белизной.

– Я ухожу в отставку, – произнес Магнов.

– Как? – растерялся Рустиков. – Уже?…

– Пора. Вчера доставили рапорт из Адмиралтейства, последние испытания ходовой части броненосца прошли успешно. Все восемь котлов легко выдержали испытание на форсированном режиме, и комиссия подписала акт приемки судна. Мне пора занять пост первого помощника капитана, отплытие состоится первого июня.

Максим растерянно размял папиросу и закурил, чтобы совладать с сумбуром в мыслях. Неужели придется принимать на себя все это непомерной тяжести хозяйство? Посещать заседания кабинета министров не раз в неделю, а каждодневно, часами просиживать в Собрании, отчитываясь по статьям расходов? Читать сводки донесений со всей страны, проверять сметы и терять время на бесконечных балах и торжествах?

Но разве он не занимался уже всем этим, пока Магнов был в отпуске, разве не знает, что делать с любой из многочисленных бумажек на этом бесконечном столе? Но как же быстро, как неожиданно…

– Неужели больше некому? – глупо пробормотал он и опустился на жесткий стул с высокой спинкой.

Элизбар сел напротив него и небрежно отодвинул документы в сторону. Видно было, что он все решил гораздо раньше, а сегодня лишь действует согласно давно расписанному плану. Его первый пункт – подготовить товарища к занятию должности министра, чтобы он, в свою очередь, встретился с начальниками департаментов и назначил своего заместителя.

– Я обещал кое-что рассказать тебе, Макси, – начал Магнов, глядя в сторону. – Слушай и постарайся все запомнить, а потом спросишь, если что-то будет совсем непонятно. Первое: эта экспедиция в один конец, что бы ни полагал Кастор и прочие промышленники, которые ее финансируют. Судно вернется только в одном случае – если Вивария по каким-то причинам вымерла и там невозможно жить человеку. В моем сейфе, который завтра станет твоим, ты найдешь старинную книгу под названием “Культ Смерти у отсталых народов”. Она издана не здесь, а за океаном, в той самой Виварии, только на нашем языке. Специально для селавикских читателей, которые захотят ознакомиться с ней. Когда-то таких книг было множество, но постепенно все они были утрачены – сгорели, утонули, пошли на самокрутки и так далее, а новых привезти не смогли. Или эта просветительская программа была закрыта, не знаю. Мой экземпляр достался мне от Платона. И он сказал, чтобы я оставил его своему преемнику в Селавике, такому же, как он и как я…

– И чем же мы так непохожи на других людей? – вырвалось у Максима.

– Тем, что живем в среднем не двадцать лет, а сто. – Товарищ министра поперхнулся всеми вопросами, какие у него успели возникнуть. Магнов подождал с минуту, с усмешкой глядя на коллегу, затем продолжал: – Все остальные тоже могли бы, но почему-то совсем не берегут собственную жизнь.

– А я думал, что этот вопрос занимал только меня и Платона. Оказывается, на эту тему даже книги пишут.

Максим почувствовал себя так, словно стоял под струйкой теплой воды в умывальне, полагая запор на двери надежным, а тот внезапно рассыпался ржавчиной, и снаружи оказалась людная улица. Все его подростковые тревоги и раздумья о человеческих судьбах, казавшиеся ему в то время важными, на самом деле можно уместить в один абзац такого вот трактата под названием “Культ Смерти”… Давно изученный заморскими учеными и мыслителями, для них этот Храм – всего лишь экзотический предмет для препарирования, а вовсе не повседневность. Они не возвращаются домой с мыслью: “Кого я сегодня не досчитаюсь?” Их не одолевают неистребимые порывы проскочить перед мчащимся мобилем, пожевать талого снега или спрыгнуть с дерева, мечтая о полете, они никогда не пробирались мимо капкана и будки с псом, чтобы украсть яблоко в саду у земледельца.

Пожалуй, этак и в самом деле можно прожить целых сто лет.

– Я помог Платону нанять каперское судно, чтобы оно доставило его в Виварию. Старику нездоровилось, и он не хотел больше оставаться без медицинской помощи.

– Не понимаю, – очнулся Максим.