В возрасте шестнадцати лет Джио написал отцу письмо. Своим корявым почерком он умолял Копполу забрать его из средней школы – ему было трудно сосредоточиться, учеба давалась нелегко. Позднее ему поставили диагноз «дислексия»[35]. Он хотел работать со своим отцом, хотел узнать от него все что можно о кинопроизводстве и однажды пойти по его стопам. Он хотел стать наследником семейного дела…
Элинор вспоминала, как подростками Джио и его брат Роман использовали квартиру старой экономки, расположенную рядом с прачечной в Напе, как штаб-квартиру для своей новой «кинокомпании». Они повесили на двери табличку Wild Deuce Productions и занялись написанием сценария. По всей квартире валялись банки из-под пива и бутылки из-под колы.
«Я забрал его из школы, – вспоминал Коппола, – и с этого момента он стал моим постоянным спутником».
Фильмы стали для Джио и его школой, и его жизнью. Он работал помощником продюсера на съемках картин «Изгои» и «Бойцовая рыбка». Он занимался монтажом «Клуба “Коттон”» и был вторым режиссером «Капитана Ио». После «Садов камней» он планировал пройти стажировку на съемках приключенческого сериала Стивена Спилберга «Удивительные истории», а затем поработать вторым режиссером на съемках комедии Пенни Маршалл «Джек-попрыгунчик». Его жизненный путь был ясен. Он был вежливым, милым парнем, его любили актеры и члены съемочной группы, которым нравилась тесная связь между отцом и сыном.
«Я думаю, что в отношениях отца с его первым ребенком есть что-то уникальное», – сказала Элинор. Еще мальчишкой, оказавшись на съемочной площадке, Джио излучал странное спокойствие (у него был темперамент матери), тогда как его младшие брат и сестра всегда подпрыгивали от нетерпения. О Джио говорили, что он «не по годам мудр», и само его присутствие часто успокаивало возбужденного режиссера.
Отец и сын всегда были неразлучны, и потому, по словам Элинор, «это был самый сильный удар, который только можно себе представить».
«Он был моим лучшим другом и сотрудником, – говорил Коппола. – Он был совершенен, как Пиноккио».
Как Коппола пережил эту трагедию? Среди его коллег и сотрудников съемочной группы было немало тех, кто опасался за его жизнь. Так, Каан высказался в том смысле, что нужно помочь Копполе противостоять своему горю. «Отправьте его в больницу», – говорил он руководству студии, тем более что повод для этого был: режиссер ненадолго потерял сознание на съемочной площадке, и все испугались, что его сразил сердечный приступ. Но это было не более чем истощение. Ему потребовалось четыре дня, чтобы снова встать на ноги, но потом он все равно вернулся к съемкам. Другого пути он не знал. Хьюстон назвала те недели агонией – он снимал фильм о горе, в то время как свое горе падало на него каждый день, как пепел после пожара. Они видели, как Коппола плачет и не хочет возвращаться домой.
«Мне просто не хотелось идти туда, где я буду снова и снова, днем и ночью думать о нем. Я боялся ночи, и особенно утра, потому что случившееся возвращалось и наносило новый удар».
Элинор понимала, что требования кинопроизводства, с которыми ее муж был хорошо знаком, мешают агонизирующей реальности вторгнуться в его судьбу. Работа над фильмом приносила ему облегчение. Собственное горе помогало режиссеру вести рассказ о чужом горе и почитании мертвых. «Я использовал ритуалы Старой гвардии, чтобы отразить личную жизнь этих парней. А центральная тема, как мне казалось, заключалась в том, что нам доверено защищать наших детей. Мы поклялись это сделать. Мы хотим это сделать, но… не всегда можем».
К Роману, который сменил Джио в «Серебрянке», скоро присоединились Элинор и София.
Получившийся фильм похож на фотографический негатив страданий Копполы: очень ровный, приглушенный и эмоционально отстраненный. Каан плотно вжился в образ хорошего человека, а скрепленное трудностями товарищество выглядит подлинным, но преходящим. Онемевший – вот, мне кажется, какое слово лучше всего подходит для описания этого фильма. Коппола себя сдерживает. Впервые в карьере он не захотел изливать на целлулоидную пленку всю свою душу.
«Невозможно смотреть «Сады камней», не вспоминая о той трагедии, которая вмешалась в жизнь самого Копполы, – отмечала газета Chicago Tribune. – Возможно, фильм так далек от нас, потому что он так нам близок».
В своем тогдашнем состоянии Коппола вряд ли обратил внимание на плачевную судьбу фильма – он собрал в прокате чуть более 5 миллионов долларов.
Воспоминания Элинор о том времени выглядят как нарезка кадров при монтаже. Она увидела себя в зеркале – ее лицо изменилось до неузнаваемости. Истерически рыдая, она рухнула на тротуар перед отелем Hyatt, хотя кузены мужа пытались ее поддержать. Поминальная служба проходила в часовне Арлингтона в лучах послеобеденного солнца – при прекрасном освещении, которое больше подходило для венчания. Бобби Де Ниро прислал букет белых роз. Жаки переехала жить к ним в Напу. Джиа Коппола, дочь Джио, родилась в новогоднюю ночь 1987 года…
После смерти Джио Роман сел за руль фургона «Фольксваген» и проехал через всю Америку – просто так, не снимая никаких фильмов. Элинор знала, что это был «экзорцизм». Год спустя он собрал музыкальную группу, которая выступала на вечеринках. Он снова был в разъездах, избегая дома.
София ходила к психотерапевту. Ей в семейных узах не хватало жизненно важного звена – и она хотела справиться со своей трагедией.
Коппола стал другим человеком, другим режиссером. Почему? Может быть, как утверждают некоторые, смерть Джио повлияла на его искусство? Или это слишком простое объяснение? А может быть, он устал от битв и не хотел воцарения полного хаоса? Но долги все равно нужно было оплачивать. Да и зуд творчества никуда не делся…
В компьютере Джио, который тот установил в «Серебрянке», когда ему было всего шестнадцать лет, Коппола нашел короткую записку. Он все замечал, этот мальчик. Коппола распечатал эту записку и повесил на стену.
«Искусство никогда не спит».