Но съемки продолжались, и каким-то чудесным образом Шин 19 апреля вернулся на съемочную площадку. Выглядел он так, «как будто только что вернулся с курорта Палм-Бич», отмечала Элинор.
Всякая надежда на то, что домашний комфорт принесет душевный покой, вскоре рассеялась без следа. Лихорадочная работа преследовала Копполу и после его перелета через Тихий океан. А когда он начал «просеивать» 240 часов отснятого материала, его снова охватила паника. Он спрашивал себя: после всего этого времени (18 месяцев съемок), после всех этих титанических усилий может ли он сказать, что у него вообще есть фильм? Все эти беды были знакомы ему не понаслышке. Стремление обязательно увидеть на экране все снятые кадры во всей их бесформенной красоте является разрушительным для большинства кинематографистов. И почти каждому из них приходится начинать строить свой фильм заново – уже в монтажной студии.
Но Коппола был похож на Гарри Кола, который становился одержимым. Он почти не спал, сидя в своем офисе в пентхаусе, общался по внутренней связи или издалека разглядывал отснятый материал. Проходили недели, он не давал никаких указаний редакторам, а потом вдруг появлялся в монтажной как привидение или как тень Куртца, чтобы красноречиво, во всех подробностях изложить содержание пространного сравнительного исследования мифологии и религии – книги «Золотая ветвь», написанной британским ученым сэром Джеймсом Джорджем Фрэзером (1854–1941). В других случаях он сетовал на свою судьбу как художника. Нет, хватит! Отныне он будет снимать только коммерческие фильмы, делать вино и жить спокойно.
«Окружающим стало очевидно, – писал Питер Бискинд, – что Коппола бьется в тисках полномасштабного клинического случая биполярного расстройства».
Уолтер Мерч, который взял на себя сведение воедино звуковой дорожки (от гудения лопастей вертолета и криков птиц до экстатических композиций группы The Doors), стал голосом разума и в том, что касалось видеоряда. Именно Мерч предположил, что единственный способ справиться с нараставшей «турбулентностью повествования» – восстановить исходный текст Милиуса. В результате известный военный корреспондент Майкл Герр, оказавший огромное влияние на Милиуса, а впоследствии ставший соавтором сценария фильма «Цельнометаллическая оболочка», переписал характерный закадровый голос Уилларда, озвучив сцену бурного спора на жаргоне «города грехов»[24]. Так Марлоу Конрада стал Марлоу Чандлера[25].
Герр быстро понял, что команда монтажеров измотана, а у режиссера, по его словам, «часто сдают нервы». Не сделана была и половина намеченного, а сроки завершения работы постепенно исчезали в тумане. Состоялось где-то сорок пять сессий звукозаписи с Шином. К фильму добавили несколько содержательных историй о Вьетнаме бывшего агента ЦРУ Фреда Рексера, в подробностях рассказавшего об убийствах, которые он совершал как «зеленый берет», и даже однажды принесшего в студию заряженный пистолет калибра 0,45 дюйма.
Проходил месяц за месяцем, над группой, как грифы, кружили журналисты. И вдруг где-то между повествованием, музыкой и нарезкой кадров Стораро, снятых издалека с операторской тележки, начали вырисовываться контуры будущего фильма.
Затем Коппола решил, что из фильма нужно убрать сцену с французской плантацией. После смерти Клина катер речного патруля причаливает к полуразрушенному эллингу, окутанному туманом. Здесь Уиллард и команда ужинают с семьей владельцев плантации, в том числе Авророй Клеман и Кристианом Марканом, – это форпост предыдущей, французской, оккупации Вьетнама. Семья колонистов, как проницательно заметил Энтони Лэйн в New Yorker, «не может бежать из Вьетнама, как привидение не может избавиться от ночи».
Этот эпизод – миниатюрный роман о «привидениях». За ужином (Коппола настоял на том, чтобы вино Chateau Latour подавали при правильной температуре) гости обсуждают исторические корни войны. Затем Уиллард оказывается в постели и смотрит, как накурившаяся опиума вдова Клеман, словно сирена, вьется вокруг него за пеленой москитной сетки. Эта сцена приобрела мифологический статус после публикации «Заметок» Элинор Копполы, в которых она в подробностях описала шикарные кадры этой съемки. Всем понравилось, что это было так дорого и так красиво снято, но сцену из фильма пришлось вырезать. Отступление назад, в прошлое, застопорило бы описание того апокалипсиса, который творился сегодня. Или, как выразился Мерч, «на данном этапе создания фильма это был совершенно неудобоваримый фрагмент политической информации».
Показ плантации с обитающей там «нежитью» стал частью 49-минутного фрагмента в redux-версии фильма от 2001 года. (В этот вариант также добавлены девушки с обложек журнала Playboy, съемки с катером и разговоры Брандо при свете дня.) То, что в 1979 году казалось вторжением в ход мировой истории, в 2001-м расширило трагическую основу фильма. Коппола, впервые смотревший этот вариант оригинала в гостиничном номере, отметил, насколько банальными стали его маниакальные видения. В процессе погружения в работу казалось, что безумия в них намного больше.
Компания United Artists уже давно недвусмысленно требовала определить дату окончания работы. Обещание выпустить фильм к Рождеству 1977 года было забыто. Миновала и другая обещанная дата – 7 апреля 1978 года, день рождения Копполы. Газеты пестрели заголовками «“Апокалипсис” – когда?». У студии возникли свои проблемы. Президент United Artists Артур Крим, хорошо ладивший с режиссерами, внезапно решил создать новую компанию – злополучную Orion. Тектонические плиты Голливуда снова пришли в движение – и их сотрясения ощущались вплоть до Сан-Франциско. Неопытному Энди Албеку, заменившему Крима, была поставлена задача удерживать компанию на плаву до тех пор, пока не придут в боевую готовность два ее тяжеловеса – «Апокалипсис сегодня» и «поэтический» вестерн «Врата рая» с бюджетом 7,5 миллиона долларов, который ставил Майкл Чимино.
Для Копполы успехи Чимино стали еще одной занозой. Его предыдущий фильм «Охотник на оленей» с участием Роберта Де Ниро и Джона Казале нанес поражение «Апокалипсису сегодня». «Охотник» стал первым вышедшим в прокат эпическим фильмом о войне во Вьетнаме, в котором подвергались ревизии ее итоги – и это притом что Чимино начал съемки на год позже Копполы. «“Апокалипсис Первый”!» – смеялись заголовки. И отзывы на фильм Чимино были блестящими. Интересно, что 9 апреля 1979 года, когда он получал «Оскар» за лучшую режиссуру, именно Копполе пришлось, скрипя зубами и лучезарно улыбаясь, вручать ему желанный трофей.
Но вот он, Коппола, на каннском подиуме – упрямый и напористый, как река в разливе. Его голос надломлен от ярости и, возможно, от боли – ради Канн он отложил операцию по поводу грыжи (еще одна рана, полученная на съемках войны). Он, как всегда, привлекал всеобщее внимание – хотя бы потому, что четыре года не отвечал на сплетни и наглые выпады прессы. Он позволял злорадствовать над своей борьбой, хотя никто не имел ни малейшего представления о том, что находится в темной сердцевине процесса производства его фильма. Он не только отвергал невежественные взгляды журналистов – он обнулил саму их функцию. Все, что имело значение, – это фильм.
Коппола был великолепен.
Ну и конечно, за такой бравадой крылся расчет. Что могло оказаться лучше для продажи его товара, его фильма о безумии, бессмысленных миссиях и Вьетнаме, чем такое поведение? Он сам стал Куртцем.
Все еще не оконченный «Апокалипсис сегодня» принес Копполе вторую «Золотую пальмовую ветвь», и теперь его можно было считать величайшим в своем роде фильмом о Вьетнаме.
15 августа 1979 года, после почти трех лет подготовки отснятого материала, фильм наконец вышел на экраны. Доходы воодушевляли, но всегда приходилось помнить, что итоговый бюджет фильма составил больше 30 миллионов долларов (более детальные подсчеты говорят, что больше 40 миллионов). Так или иначе, потребовались годы, чтобы фильм стал приносить прибыль. Окончательная оценка кассовых сборов (без повторных показов) составила 92,1 миллиона долларов. Коппола за все свои мучения в конечном итоге получил около 15 миллионов, хотя и упустил «Оскар» за лучший фильм года – им стал «Крамер против Крамера».
Критики вели войну из-за этого фильма более сорока лет. Что это – шедевр или болтовня перевозбужденных студентов? А может, нечто среднее? «Памятник художественной идее, обреченной на провал!» – восклицал рецензент Time. Кто-то сравнил Куртца в исполнении Брандо с портретом Дориана Грея – и это была самая корректная из язвительных насмешек. «Марлон Брандо в роли Куртца потерял волосы, силу, позерство и помпезность», – отмечали в New Republic. «Кажется, это сделали люди, которые вгрызались в Конрада зубами», – презрительно отозвался о фильме New Yorker, который обнаружил, что первые два часа полны «жиденькими ужасами».
Почти столько же было и тех, кто трубил о картине как о достижении. «Этот фильм возвышается над всем, что было сделано американскими кинематографистами в течение очень долгого времени», – с энтузиазмом отмечали в Los Angeles Times. В этом и был смысл. Зрители до сих пор не понимают, как реагировать на этот фильм. Он не дает душе воспарить над суетой. Он отказывается раскрывать смысл своих кадров. Он не выдает тайны своего создания.
У нас есть три варианта этого фильма: версия для показа в кинотеатрах, режиссерская redux-версия и с финальным монтажом. Но ни одна из них не выглядит окончательной, каждая – всего лишь часть изменяющегося шедевра, который никогда не заканчивается. Можно сказать, что часть Копполы все еще находится там – движется вверх по реке.