Возможно, это кажется смешным, но на самом деле это было трудным психологическим испытанием для меня. Если бы я не вошла в кофейню, то ничего бы не было – я бы не подумала о кофе, не увидела его и маленькие вкусные тортики на витрине за стеклом. А когда ты непосредственно находишься перед ужасно искушающими вещами, ты смотришь на них (или даже не смотришь, тут без разницы) и думаешь: «Они так близко. А я такая голодная. Я так замерзла. Как было бы классно купить кофе». Но ты не можешь. Ты ничего не можешь, как говорит тебе твой мозг. Однако, самая большая проблема – иметь при себе деньги, которые нельзя потратить на то, что у тебя перед глазами, особенно если ты голодная и замершая, а перед глазами вкусняшки и кофе. Наверное, кто-то скажет, что это ерунда и я гиперболизирую. Возможно. Но я просто такой человек. Мне это действительно трудно. Трудно с этим справиться. Иногда я как будто чувствую, что мне нужна помощь: кто-то должен за уши оттащить меня от витрины, вывести из ресторана. Я сама не могу – меня одолевает миллион эмоций, и все они негативные. А моя знакомая стоит передо мной, пьет горячее кофе из кружки и рассказывает о чем-то. Сзади стоят в очереди люди – и все за чем-нибудь вкусным. Все она счастливы. Эта мысль появляется сразу, и ее невозможно убрать.

И я стою, улыбаюсь и отвечаю что-то своей знакомой, а в груди – паника, грусть, забитость. Мы покидаем кофейню, доходим до школы, заходим в раздевалку – там девочка с здоровается с ее знакомым и начинает с ним разговаривать. Я внезапно чувствую себя убитой, растерзанной, растоптанной. Девочка не обращается ко мне, ничего у меня не спрашивает, ничего про меня говорит. Мне становится обидно. Не знаю, что это – ревность, наверно. Ужасно глупая ревность. Мне совершенно не хочется подходить к девочке и вторгаться в их разговор, как сделали бы те, кто хочет продолжить общение. А мне хочется уйти, убежать, спрятаться или наоборот, идти, гордо подняв голову с мыслью: «Ну и общайтесь там, больно вы мне нужны». Какая-то глупая защитная реакция наступает. Я хочу сразу уйти в себя: сидеть, читать, рисовать, писать – только чтобы показать всем этим людям, что… чтобы им ничего не показывать. Я начинаю злиться, причем совершенно не обоснованно, на свою знакомую. Из-за этого, ничего не сказав ей и ее другу и даже не посмотрев в их сторону (а точнее кинув туда злобный взгляд), я ухожу из раздевалки искать свой класс.

Если бы я не испытывала такие ужасные эмоции на ровном месте, если бы подошла к ребятам и нормально поговорила бы с ними, то всё было бы гораздо лучше. Быть может, мы скоро бы подружились с ними. Я же еще вчера так хотела общаться с этими ребятами. А сейчас что? Эх! Просто обижаюсь на них просто так и убегаю.

Обида – это вообще моя проблема. Я ее прекрасно вижу и осознаю, но что с ней делать – если честно, не знаю. Как-то контролировать ее у меня никогда не получалось. Если кто-то говорит с другим человеком, а не со мной – у меня в груди совершенно независимо от моего мозга (так как им я думаю другое), зарождается обида и начинает меня грызть.

Вот представьте, ситуация: я стою, беседую в кругу ребят – нас человек 6, еще парочка стоят чуть подальше, слушают нас, вставляют свои комментарии. И меня в любой момент, когда говорю не я, может начать резко грызть обида и желание уйти, уйти, уйти, уйти, уйти, сбежать как можно дальше. Почему? Я не знаю! Эта эмоция просто рождается и не уходит. Она настойчиво грызет меня.

Мне кажется: ой, это не те люди, с которыми я хотела бы общаться. Ой, они одеваются не так, как мне нравится. Ой, мне неуютно. Мне кажется, что на самом деле мне почему-то становится страшно. Но почему? Это идет даже не из подсознания. Это идет откуда-то глубже. Я стою, и сама себе порчу впечатления от беседы. Все ребята стоят, нормально общаются. Я тоже очень хочу так, но меня внутри грызет вот эта вот непонятная обида. Она мешает мне трезво оценить обстановку: алло, ты просто стоишь и просто что-то обсуждаешь вместе со всеми, как и каждый из этих ребят напротив тебя. Зачем ты сразу хочешь сбежать куда-то?

Я испытывала такие эмоции в 16 лет. Они кажутся мне детскими: такие странные, поистине детские заморочки. Но вот, они живут со мной, и как их прогнать, как устранить? Я думала: «Мне нужен психолог. Хочу походить к психологу». Многие мои знакомые и косвенные знакомые говорили, что это им помогло что-то в себе перебороть. Но тут я сталкивалась с двумя проблемами.

Во-первых, мои родители к психологам относятся очень негативно и ни за что в жизни меня туда не отправят. Даже если я очень попрошу. Они не отправят из-за своих принципов. Может, скажут что-то вроде: «Зачем тебе психологи, поговори с нами». У меня нет каких-то больших проблем в общении с родителями: наоборот, я привыкла рассказывать им о свои проблемах. Они вполне нормально воспринимают мои переживания, но я хочу просто выплакаться кому-то, выплеснуть эмоции. Родители не подходят, я не хочу их грузить этим, не хочу, чтобы были какие-то последствия. Просто. Выплакаться. Я чувствую, как эмоции бурлят внутри меня, и если я давлю на них, то ничего хорошего не выходит. Я вроде бы о них забываю, но они всё равно остаются, и как только я вспоминаю, они накатывают огромной волной. У меня сразу такое ощущение, что если я сейчас позволю эмоциям выйти наружу, то буду рыдать где-то несколько часов. Поэтому я была уверена, что психолог мне поможет. Я никого не грузила бы этим, потому что выслушивать – его профессия. И еще мне не давали бы советы. А если давали, то такие, легкие, и принимая или не принимая их, я бы никого не обижала. Мне надо было просто вырыдать это всё. Просто проговорить – не на бумаге или где-то еще, а губами, ртом, с живым человеком передо мною: сказать, что меня тревожит, сказать в подробностях, как я говорю это сейчас.

Многие мои знакомые так и делали. А у меня не было этой возможности. Не было никак. Потому что, во-вторых, у меня не было личных денег хотя бы на один сеанс с нормальным психологом. Скажем так, личных денег у меня вообще почти не было. А те, которые были, оказывались «мамиными» всегда, когда она о них узнавала. А я, так как люблю и доверяю ей, часто говорила про «мои» деньги, которые я накопила. А она говорила, что это ее деньги и иногда забирала их. И это было ужасно грустно. Пресловутое отсутствие денег угнетало меня всю мою жизнь, сколько я себя помню. При этом я испытала ужасно неприятные эмоции, которые часто мешали мне жить в дальнейшем, в том числе заниматься или общаться с близкими. И это не только про беседы в кругу компании ребят, где я начинаю чувствовать непонятную и непреодолимую обиду. Это еще про отношения с родителями, которых я, несмотря ни на что, люблю.

Однажды в моей жизни произошел такой случай. Меня знакомые девочки позвали походить вместе с ними на танцы по хип-хопу. Я всегда мечтала научиться танцевать именно в таком стиле, так как чувствовала внутри себя стеснение, которое было трудно преодолеть. И я верила, что танцы помогут мне раскрыться, раскрепоститься, развить свою внутреннюю «девочку». Это был как будто шанс исполнить мою мечту. Курс стоил 4500. У меня всего накопленных было 2000.

Когда я рассказала про танцы и свое материальное положение своему парню, он сказал, что может дать мне 2500 в долг. Мы договорились, что я верну ему сразу, как смогу. Я, чуть ли не рыдая о счастья, согласилась. Я знала, что смогу накопить или попросить у мамы часть чуть позже, когда ей придет зарплата.

Я на утро сходила, положила все наличные себе на карту в банкомате. Когда возвращалась домой, мама встретила меня и попросила сходить в магазин, купить продуктов. У нее не было с собой денег, и она, спросив, есть ли у меня что-то на карте, попросила заплатить этими деньгами. Пообещала отдать. Я сходила в магазин и купила всё, что надо, потратив 300 рублей (а на карте у меня лежало ровно 4500 для танцев). Когда я пришла домой, мама не вернула мне эти 300 рублей.

Я безумно разозлилась на нее и на весь мир вокруг. Мне стало невыносимо грустно, я захотела рыдать. Или даже нет – рыдать я не хотела, мне просто было очень грустно. Но я постаралась себя сдержать. Я чувствовала, что моя злость не оправдана, что глупо будет срывать ее на маме. Я не хотела этого делать. Мама такого не заслуживала. Не заслуживала моей глупой злости. Тем более – что за чушь, из-за ста рублей испытывать такие эмоции. Всего сто глупых рублей. Но они решали исход воплощения моей мечты.

Я зашла на балкон с кружкой чая, чтобы хоть немного успокоиться, и плюхнулась на диван, который там стоял. Ко мне подошла сестра и села рядом с мороженым. Начала мне что-то говорить. Я разозлилась и на нее. Она меня жутко бесила. Меня раздражало, что я не могу запереться где-нибудь одна и спокойно подумать, остыть, понять, что не стоит так волноваться. Я поджала колени и опустила на них голову, стараясь себя сдержать, стараясь спрятаться и успокоиться. Сухо ответила что-то сестре, и мне стало за это немного стыдно. Что же я за плохой человек – сестра хочет поговорить со мной, а я ее вот так вот жестоко игнорирую, как будто пренебрежительно отвечая на ее вопросы и комментарии. После этого сестра на меня обиделась, и, я думаю, в памяти у нее четко отложился этой случай. Я сидела, и у меня в груди все жгло. Я даже ни о чем не думала – но в груди сидела какая-то ужасно большая обида непонятно на что. Я даже не могла логически объяснить причину этого чувства. Мне просто было плохо, грустно, обидно.

Между тем, пока я сидела на балконе, мама положила мне на стол 300 рублей (за те, которые она мне не додала с утра) и сообщила мне об этом. Я перестала на нее злиться, осознав, что она сейчас сделала, чтобы дать мне эти 300 рублей. Я чуть не заплакала от осознания свое глупости, жалкости, жестокости. Наверно, было бы лучше, если бы заплакала – мне стало еще больнее в груди. Потом мне стало безумно жалко, что моей маме вообще приходится возвращать мне 300 рублей, чтобы я могла записаться на танцы. Мне стало безумно стыдно, что я трясусь над ста рублями и испытываю из-за их отсутствия такие эмоции, такие чувства. Это же так глупо, так тупо, так недостойно. Но между тем я понимала, что эти сто рублей составляют путь к моей мечте – записаться на танцы. И от этого мне стало еще грустнее.

Я изо всех сил старалась не обижаться на маму, мне было очень стыдно. Но обида все равно приходила. Обида складывалась из всего, что я испытала в этот день. Надо было еще идти класть деньги в далёкий банкомат. Не знаю почему, но на меня и это давило. Я сидела, вот действительно, как раздавленная. Горечь, обида, боль, неприятно сосущее томление в груди. Из-за него я не успела сделать домашнее задание по английскому. Просто не могла. Не могла сесть и делать что-то. Мне хотелось повалиться на кровать и смотреть в потолок. Хотелось осознать, что злиться не надо, что эта обида – глупая. Я прекрасно понимала это. Но клеточки моего тела не понимали. Они всё бились, бились, бились… И мешали мне даже делать домашнее задание. Потом у меня были проблемы из-за этого. Из-за какой-то противной обиды.

В итоге я пошла на свои танцы. Но отношения с мамой были сложными. После этого случая я чувствовала на себя тяжесть вины за слишком пренебрежительное отношение к ней. Меня добил следующий случай: когда мама купила себе новую одежду и стояла, мерила ее перед зеркалом, а я подошла и, сказав, что одежда сидит классно, напомнила ей, что мне нужен спортивный костюм, мама так посмотрела на меня. Она такими глазами на меня смотрела, что я захотела разрыдаться и обнять ее. Она смотрела виноватым, смущенным взглядом, как бы говоря: «Я что, позволила себе купить две юбки, когда моей дочери нужна была какая-то одежда? Да как я могла!» И ее взгляд просил прощения и скромного, потаённого разрешения оставить все-таки юбки себе. Это было так, с какой-то стороны, жалко, а с какой-то грустно, мило, любяще. Я почувствовала себя неимоверно виноватой. Я уверила маму, что ничего такого я в виду не имела, и что это не срочно (хотя это было очень срочно).

Вот примерно такими у нас были отношения с мамой. И сколько проблем в них было из-за недостатка денег! Но не только в них. Отношения с ребятами у меня страдали очень сильно из-за этого. Например, девочки, с которыми я познакомилась в начале года на уроке обществознания, как-то позвали меня пойти посидеть в ресторан. Я, зная свое искушение потратить деньги, которых у меня и так не было, отказалась. И дальнейшее общение у нас с ними не сложилось. Все девочки, которые пошли в ресторан, передружились, я постоянно видела их вместе в течение года. А со мной они просто здоровались и все. Одна из них даже забыла, что мы когда-то с ней общались. И так было со многими компаниями.

Поэтому я стала прибиваться к «бедным» ребятам. Я уходила гулять с ними, иногда специально выбирая их общество, хотя меня звали на улицу не только они. Я прибивалась к компании «обычных», думая, что они сильно лучше, чем все остальные: мажоры и «избалованные» дети. Этот момент, на самом деле, очень трудно проследить. С одной стороны, я предпочитала общаться с такими же, как я, но при этом подсознательно очень хотела бы оказаться в компании «богатых».

Мои знакомые из бедных семей, которые не ходили в дорогой одежде, обедали багетами из пятерочки, а не салатами, супами и сандвичами в ресторанах, не печалилась по поводу своего материального обеспечения. Они жили и не теряли ни минуты этой жизни. Жаль, что я тогда так не умела. Но так получалось, что я очень часто забывала про существование таких ребят и будто подсознательно ставила их ниже тех, чьи родители много зарабатывали. Я это понимаю только теперь, тогда же я просто страдала.