- Разумеется, - ответил он, доставая странное устройство с металлической спиралью. – Ты ведь еще несовершеннолетний, тебе алкоголь не продадут. Впрочем, боюсь, такое вино тебе вообще не удастся где-либо найти, только жалкие пародии на настоящий напиток. Так что я, пожалуй, угощу тебя, не дожидаясь твоего решения, пить или не пить. Незачем задаваться столь глупым вопросом, когда тебе предлагают такие редкости.

И он принялся вкручивать спираль в мягкую пробку. Я впервые находился так близко к ректору и мог его рассмотреть в подробностях. Не смотря на то, что ему было около пятидесяти, он производил впечатление деятельного и серьезного человека. Аккуратная стрижка и особая выправка выдавали в нем военное воспитание. Впрочем, ректор не был одним из тех людей, кто изначально служил на базе. Он родился уже здесь путем прямого клонирования и был единственным выжившим среди первой экспериментальной серии. Но будучи воспитанным высшими чинами базы, тоже проникся особой культурой. Мне всегда нравились люди с таким воспитанием.

Конечно, весь наш быт по сравнению с жизнью на Земле или Ковчегах, был пропитан военным духом: так уж сложилось исторически. Но некоторые из нас были лишь пародией на военных. Я, например, или Ян, или Алекс. Все, что я могу – маршировать на занятиях по стройподготовке. Ну, подшиву еще могу пришить нормально. В остальном я «гражданский», как с презрением отзывается о нас комендант. Да никто с нас этого особо и не требует. Главное, чтобы субординацию соблюдали. Но в некоторых пожилых военных была настоящая стать и что-то такое… Даже не могу объяснить. Особенно сильно это чувствовалось в таких людях как Рихард: даже медленно умирая от саркомы, которая убивала его тело долго и мучительно, он никогда не жаловался и всегда держался с особой гордостью и легким презрением к жизни и тем более смерти. Говорят, в далеком 2043 году, когда база «Либерти» была только создана, сюда отправили исключительно лучших представителей военных структур трех самых крупных государств. Неудивительно, что в них чувствовалась особая культура. Конечно, планировалось, что через десяток лет, когда все вынесенные на орбиту научные комплексы, приписанные к «Либерти» заработают в полную силу, база станет оплотом развития науки во благо всего человечества, но в год создания на базу отправили в основном военных: это был красивый жест трех соперничающих стран, лицемерное обещание более никогда не затевать войны.

Беда случилась в 2044 году. В тот момент военные были заняты обустройством базы и не особо вникали в происходящее на родине. Точнее, информация до них попросту не доходила. Когда на Земле началась паника в связи с атакой вируса, командование решило держаться подальше от событий, ожидая, когда медики найдут лекарство. Но оно так и не было найдено. Военные сидели на базе и беспомощно наблюдали, как вирус лишает их матерей, жен и дочек. Потом был период хаоса. Остатки человечества спешно строили части Ковчегов, окружив уцелевшие участки километровыми полосами выжженной земли и накрыв жилые строения пластиковыми куполами. Затем был всеобщий Исход, паника, перестройка государственных систем, и в результате вокруг Земли остались вращаться двадцать четыре Ковчега с условно единой государственной системой капиталистического строя. Когда все более-менее устаканилось, база «Либерти» подала заявку на вступление в союз. Но им отказали: отсутствие женщин на борту огромного космического строения сыграло с военными злую шутку. Врачи пунктов вирусной защиты отказывались прилетать к ним с массовой проверкой, а в Ковчеги можно было проникнуть только по одному, да и то в статусе гражданина второго порядка, а это практически рабство.

Понятие многоуровневого гражданства ввели почти сразу, как только на одном из Ковчегов, который должен был стать двадцать пятым, обнаружилась вспышка вируса. Правительство приняло решение, что у других Ковчегов должна быть защита от случайного проникновения зараженного человека. Так появилось трехуровневое гражданство.

Гражданин первого порядка - полноправный член общества: совершенно здоровый, проживающий в одном из «чистых» Ковчегов и имеющий удостоверение личности государственного образца. Если гражданин первого порядка покидает Ковчег – чтобы посетить другой Ковчег или другой космический объект – то по возвращении обязан был пройти пропускной контроль в пункте вирусной защиты, включающий в себя полную дезинфекцию, двухдневный карантин и анализ крови на антитела.

Если у человека нет документа установленного образца, в котором указано, что он не является носителем вируса, он считается гражданином третьего порядка и условно опасен для общества. Единственный способ для такого человека проникнуть на один из Ковчегов – напроситься под чей-нибудь контроль и стать гражданином второго порядка.

Гражданин второго порядка должен вместе со своим куратором (читай – хозяином) пройти дезинфекцию, двухнедельный карантин и неоднократную проверку крови на антитела. Только после этого он может попасть на Ковчег. При этом ему полагается регулярно сдавать анализы и запрещено в течение полугода вступать в интимные связи. Ответственность за это несет куратор. У гражданина второго порядка нет и не может быть паспорта: только его куратор имеет на руках документ, удостоверяющий личность подопечного. То есть без разрешения куратора человек не может ни покинуть блок, в котором живет, ни устроиться на работу. Паспорт, как и присвоение статуса гражданина первого порядка, может быть выдан этому человеку только спустя полгода по решению особой комиссии и только С СОГЛАСИЯ КУРАТОРА. Вот таким интересным образом в нашем лучшем из миров и появилось завуалированное красивыми словами заботы о здоровье человечества рабство. А что? «Полноценные» граждане не жалуются, а воплями других можно и пренебречь.

Пока я размышлял и рассматривал ректора, он каким-то образом умудрился вытащить пробку, не разломав ее на части. Потом осторожно наклонил горлышко над бокалом, и из бутылки хлынула жидкость рубинового цвета. Ректор наполнил оба бокала на треть и предложил один мне. Я осторожно взял.

Стекло было холодным, тяжелым и очень гладким на ощупь. Приятное ощущение. Я поднес бокал ближе и ощутил странный запах. Не могу сказать, что он мне понравился, но я определенно раньше не пробовал ничего подобного.

- Я знаю, ты не знаком с культурой распития спиртных напитков, так что должен просветить тебя, что без особой причины их не пьют. Это считается дурным тоном. Так что предлагаю выпить за твое совершеннолетие, которое, как я слышал, наступит через несколько часов.

Ректор поднес свой бокал к моему, аккуратно пристукнул. Раздался очаровательный музыкальный звон. Ректор поднял бокал к губам и немного отпил, подавая мне пример. Я наклонил свой бокал и осторожно попробовал. Прикосновение стекла к губам было восхитительно прохладным, а вкус у напитка оказался странный и вязкий. Даже не с чем сравнить. Я бы не сказал, что приятный, но и ничего особенно противного в нем не было.

- Знаешь, такое вино сейчас практически невозможно достать, - пожаловался ректор, покачивая бокал в руках. - Бурду, которую гонят в нашем винограднике, нельзя и сравнивать. Ты пей, пей. Открытое вино все равно не хранится.

Я послушно отпил еще, потом еще, пока ректор рассуждал о качестве спиртных напитков, в которых я в силу своего возраста ничего не понимал. Честно говоря, до полуночи мне нельзя было пробовать алкоголь, но сомневаюсь, что кто-то посмеет обвинить нашего ректора в нарушении законов. Тут даже ни одной камеры, похоже, нет.

Когда вино в моем бокале закончилось, он подлил еще. Присел на угол массивного стола недалеко от меня и спросил:

- Какие у тебя планы на будущее? Ты ведь собираешься поступать в высшую школу, не так ли?

- Да. Скоро буду сдавать экзамены, - ответил я, снова отпивая из бокала. Я успел привыкнуть ко вкусу напитка, и он уже не казался мне странным. Впрочем, нравиться тоже не начал.

- И как ты оцениваешь свои знания?

- Учителя говорят, мне все легко дается, - я пожал плечами.

- Да, мне в твоем возрасте тоже неплохо давалась учеба, - сказал он, слегка улыбнувшись своим воспоминаниям и задумавшись. Я поставил пустой бокал на стол. Ректор тут же спохватился и наполнил его, хотя я не собирался его об этом просить. Но отказываться было нехорошо: отдавать свою посуду другому человеку – негигиенично, а выливать по всей видимости очень ценный продукт – расточительно. Пришлось снова пригубить. На этот раз я решил пить немного медленнее, чтобы мне не подлили еще раз. Под накатившее на ректора желание рассказать о своем детстве это было очень удобно делать: он все равно не замечал, пью я или нет. Когда в бутылке осталось меньше трети, он задумчиво оценил ее на просвет, а потом поровну поделил между нами, хотя в моем бокале еще было вино. Я снова отпил, размышляя, в чем смысл этого ритуала, но так и не понял. Вино по-прежнему не казалось мне вкусным, и я бы совершенно точно не стал тратить на него деньги. Лучше воды попить, если уж так жажда мучает. Или сока. Очень люблю морковный, жаль, ректор мне не предложил. Было немного неуютно от того, что на меня тратят дорогой продукт, а я даже не в состоянии оценить его по достоинству.