– Но что-то тлело, – говорит он. – Правда? Ты все время говорила, что ни о чем не подозревала. Как и об их плане. Плане Скотта. Но это тоже тлело вдалеке.
Тлело – не самое подходящее слово. Сюзанне представляется огонь, фитиль, зажженный с обоих концов.
Пауза.
– И вот мы добрались до главного, – объявляет Адам, откидываясь на спинку кресла. – До того дня. Семнадцатое мая девяносто девятого. Давай об этом поговорим?
Такого случая и ждали мальчики: вечер большого школьного концерта.
Сюзанна сама была там. Это вышло случайно: Джейк не был задействован в представлении, конечно, но Сюзанна была членом родительского комитета, а в последнее время почти не участвовала в его деятельности, так что решила – лучше показаться на людях. Ирония в том, что она застряла в толпе на концерте и одной из последних узнала, что происходит. Она ярко представляет себе все то, что сейчас пересказывает Адаму, но только потому, что неоднократно видела это в своих снах. И не только в снах. Эти кадры преследуют ее и наяву, настолько, что кажется, это настоящие воспоминания. На самом деле всё, что она знает – со слов Джейка, который на следующий день после ареста, глядя ей прямо в глаза, подробно рассказал о содеянном.
– Сюда. Быстро.
Скотт был впереди. Они рассчитывали, что в главном здании никого больше не будет. Остальные должны быть в спортивном зале, который также выполнял роль актового зала и сцены. И это было идеально. Не только внимание учителей будет сосредоточено на другом, но на территории будет столько народу, что подозрение может пасть на каждого, и они останутся в безопасности.
К тому же им нужны зрители. Какой смысл разжигать огонь, если никто этого не увидит? Никто не пострадает. Спортивный зал на самом углу территории, из главного здания туда ведет всего один переход, а значит у родителей, учителей и учеников будет куча времени на эвакуацию. Может, кто-то подпалит бровь, но так даже лучше. Зато запомнят. Крепче, чем дурацкую школьную постановку третьесортного мюзикла.
– Быстрее. Закрой за собой дверь! Дверь!
Днем они подкрутили окно в раздевалке для мальчиков, так что оно неплотно закрывалось, и они смогли незаметно прокрасться в здание. Если бы их поймали в коридоре, они легко бы смогли объяснить свое присутствие. Но тогда игра закончена, и что едва ли не хуже, им придется два часа терпеть, как расфуфыренные родители притоптывают и хлопают в такт какому-нибудь десятикласснику, завывающему «О, что за день благодатный».
Это, конечно, при условии, что застукавший их не заметит спички и бутылку с жидкостью для розжига у Скотта в кармане. Иначе закончится не только игра. Им придется распрощаться со школой. Не так уж и плохо, но родители сойдут с ума. Старик Скотта изобьет его так, что тот будет плевать кровью до самого Рождества.
– Черт, подождите! Ботинок!
Скотт остановился, и Пит с Джейком врезались ему в спину. Они повернулись и увидели, что Чарли ковыляет позади, а кроссовок сваливается с ноги.
– Ради бога, – прошипел Скотт. Глянул вперед, проверяя, что там никого, а потом обернулся к Чарли. – Какого черта ты не надел собственные ботинки?
Чарли догнал их.
– Я же уже объяснял. – Он снова надел ботинок, но Джейк видел, что при ходьбе оба спадали почти до пяток. – Конспирация.
Вообще-то умно, подумал Джейк, в теории. Вместо того чтобы надевать собственные кроссовки, Чарли «одолжил» обувь у брата. Если они оставят следы, полиция будет искать кого-то с размером ноги на два размера больше. Питу идея показалось умной, и, глядя под ноги себе и Джейку, он предложил и им двоим обменяться обувью. У Джейка размер больше, у Пита меньше, а значит, это тоже запутает полицию. Верно?
Джейк молча смотрел на него в ожидании, пока Пит сам заметит изъян в своем плане.
Но идея Чарли имела смысл. Точнее, имела бы, но сухим майским днем в помещении у них не было шансов оставить следов. И если бы ботинки на два размера больше не мешали Чарли не только бежать, но даже идти, чтобы добраться до цели.