– Я думала, ты можешь знать. Только и всего. Странно, что я раньше не слышала о письмах Джейка.

– Вот и ответ. Ты не знала о них, а значит, она не пошла к директору. А если и пошла, директор отнесся так же серьезно, как и ты, – говорит он и наблюдает, как Сюзанна морщится. – Да и какая разница. Не важно, кто их тогда увидел. Важно, что он вообще их написал.

Но она же должна была показать их хоть кому-то. Разве нет? Двадцать семь писем. Это уже не увлечение. Это одержимость. Более того, доказательство одержимости, а значит, что-то можно было сделать. И здесь все возвращается к Сюзанне. На ней вина тяжелее всего. Какой был выбор у Элисон? Она попыталась поговорить с Сюзанной, Сюзанна решила ее проигнорировать. Куда еще оставалось идти молодой учительнице? Пойди она к коллеге, к начальству, она показала бы себя слабой неудачницей, которой ее и так наверняка почти все считали, учитывая ее внешность и фигуру. Письма лишний раз доказали бы, что она оказалась неспособна справиться с проблемами должным образом. И это бы добавило сложностей Джейку, тогда как для нее он был лишь запутавшимся подростком. Он безопасен. Так, видимо, говорила себе Элисон Бёрч.

Абсолютно безопасен.

– Так что с Джейком? – говорит Адам.

– Джейком?

– Она попросила тебя с ним поговорить. Ты это сделала?

– Конечно!

– Ну и?

– И… – Сюзанна могла описать все двумя способами. Нецензурированная версия только сильнее разозлила бы Адама, потому что Сюзанна помнит некоторые слова Джейка. Что Элисон Бёрч любит фантазировать, что она все выдумала. Собственно, дословно он сказал, что Элисон Бёрч – лживая корова. Сюзанна его, конечно, пожурила за это. Но ее гораздо больше интересовал рассказ Джейка. Конечно, он знаком с Элисон Бёрч, он это признал – так кто ее в школе не знает, но она из тех, кто всегда хочет оказываться в центре внимания.

– Думает, она дар божий, – сказал Джейк. – Вечно следит, чтобы выглядеть как Кайли Дженнер. И мама, она флиртует. Наклоняется над столом так, что видно декольте, трогает всех мальчиков за руку. То есть, сколько ей? Типа, тридцать? Серьезно, это неприлично. – Прозвучало фальшиво, но отлично вписалось в то, чему так хотелось верить Сюзанне. Разве она уже не решила для себя, что учительница Джейка смотрит на них сверху вниз? Что она тщеславная и самовлюбленная настолько же, насколько привлекательная? И это еще одна причина не рассказывать Адаму.

– Он все отрицал, – заканчивает Сюзанна. – Ровно так, как написал в письмах.

Адам понимающе улыбается. Почти с сочувствием, если бы не так мерзко.

– Наверное, у него не было выбора, – предпологает он.

Немного думает.

– Итак. Получается, об отношениях Джейка с Элисон Бёрч ты больше не слышала?

Отношениях? Слово звучит оскорбительно. Непристойно.

И то, как Адам говорит о матери… он неоднократно упоминал, что едва ее помнит, но это не объясняет полное отсутствие эмоций – особенно учитывая, что Адам здесь, очевидно, из-за нее.

– Нет, больше я ничего не слышала.

Адам листает письма.