В разговор вступил Горбунов.

— Я сейчас всё поясню, — начал он, обращаясь в первую очередь ко мне. — Дело в том, что имеется один момент, на который вам, Виталий Валерьевич, необходимо обратить внимание. Ваши родственники изъявили желание — причём изъявили горячо, настойчиво — принять вас в свою семью во многом по причине того, что их настоящий сын, то есть ваш двойник в этом мире, некоторое время назад умер. Я не хочу сказать, что это основная причина, они ответственные советские люди и, вполне возможно, приняли бы вас в любом случае. Но всё-таки вам необходимо иметь в виду, что вы как бы займёте здесь место другого человека.

— Что с ним произошло? — спросил я. — Отчего он умер?

— Автомобильная катастрофа, — быстро и чётко ответил Горбунов. — Да, несчастный случай, горе для семьи. Я сейчас не собираюсь обсуждать с вами психологические аспекты вашей будущей жизни со своими родственниками, это не моё дело, хотя вам стоит принять их во внимание. Здесь в большей степени вопрос состоит в другом. Дело в том, что у вашего, скажем так, аналога в советской действительности, было другое имя. Его звали Виктор Валерьевич Сидельников.

Сидельников, ого! Значит здесь мне, то есть ему, дали фамилию отца. И Виктор… Впрочем, помнится, мать что-то говорила о том, как она выбирала между двух имён — Виталием и Виктором. Видать, там выбрала Виталия, а здесь Виктора.

— И вот перед нами встала проблема, — продолжал гэбист, который, надо сказать, вызывал у меня симпатию и своим внешним видом, и манерой говорить. — Ну, не то, чтобы проблема, а так, проблемочка, которую решать вам. Как вас оформлять здесь: как Виталия Шаталина, или как Виктора Сидельникова? В любом случае, как бы мы вас не оформили, вы станете полноценным советским гражданином, но вам надо подумать об этом. И желательно побыстрее.

— Я хочу сказать, — заговорила женщина из собеса, — что многие иммигранты меняют свои имена. И не обязательно, если их двойник носит здесь другое имя. Просто как символ расставания с капиталистическим прошлым.

— Я прошу вас поосторожнее выражаться о капиталистическом прошлом, — вмешался в беседу российский посол Гринберг. — Это политический вопрос. Вы говорите «капиталистическое», а подразумеваете «Российской Федерации». Не идите на конфронтацию, не надо. Ещё неизвестно, кто от неё выиграет.

— Да что вы, я даже и не думала! — прижав руки к груди, недоумевала женщина.

— Виталий! — посмотрел на меня Гринберг. — Менять или не менять имя — это ваше дело. Как хотите. Но не думайте, пожалуйста, что Советский Союз — это рай. У иммигрантов из России здесь возникает масса проблем. Уже были случаи обратной миграции. Ещё раз вам говорю: не разрывайте связь с Россией, она вам может пригодиться.

Я раздумывал. Сидельников, прокручивал я в голове, Си-дель-ни-ков… Да уж, не шибко благозвучная фамилия. Какое бы у меня было с ней погоняло — «Сиденье»? Нет уж, что ни говори, а материнская фамилия лучше. Но… В смене имени есть что-то этакое. Мистическое. В новой стране стать новым человеком. Начать всё с нуля. Да и как эта женщина говорит: избавиться от проклятого капиталистического прошлого. Виктор… Ну, пусть Виктор! Что Виктор, что Виталий — всё равно Витёк, как ни крути. Нет, в этом определённо что-то есть.

— Согласен! — объявил я. — Меняю имя. Хочу новую жизнь начать.

Гринберг едва заметно поморщился, остальные участники совещания отреагировали на моё решение спокойно.

Затем мне вкратце объяснили некоторые нюансы местной жизни. Как известно, денежное обращение в коммунистическом Союзе отменено. Все товары и услуги граждане СССР приобретают на личную электронную карту. Но неограниченно затовариваться нельзя. Всё рассчитано по потребностям в соответствии с научным подходом. Не злоупотребляйте, а то российским переселенцам это свойственно. Как пойдут по магазинам, и пиво с водкой литрами хватают. Так как карточка у вас не готова, то пока кормить вас будут родители.

— Ну, а с работой позже решим, — сказала женщина из собеса. — Месяца через три. Пока вам надо адаптироваться. Вот наш адрес, — протянула она мне листок из блокнота, — внизу мой телефон. Если возникнут какие-то вопросы — звоните.

— И я тогда вам свои контакты всучу, — поднялся со своего места посол Гринберг и передал ламинированную визитку. — Судя по всему моё присутствие здесь больше не обязательно. Если комиссия не возражает, я отбываю.

Он наклонился ко мне и трепетно шепнул:

— Не забывай Родину, Виталий!

Я на эту провокацию не отреагировал.

После ухода посла совещание как-то быстро вырулило к завершению. Было решено, что завтрашним утром семья приедет за мной, и я отправлюсь на постоянное место жительства в коммунистический рай.