— Понимаю. Не лучший вариант для тренировок, но… Знаешь, странно. Я ведь специально не смотрела этот след, но согласно списку и анализатору, он не бывал в огне. Может перепутала что-то в хранилище…Ну да ладно. Попробуешь снова сам?

Максим с неудовольствием посмотрел на неприятный осколок и кивнул.

А я приготовилась его страховать, все еще пребывая в недоумении.

Влада звонко расхохоталась над какой-то шуткой одного из студентов — их здесь было столько, что имен он запомнить не мог, кроме Никитиной Светы, которая, кстати, весьма робела от его присутствия — и Арсенский невольно залюбовался своей женщиной.

Ладная, гладкая, загорелая, с небрежно заколотыми волосами, просоленными морем. Она одуряюще пахла и одуряюще хохотала, и ему ужасно хотелось утащить ее в какую-нибудь нору и оставить в собственном пользовании.

Чтобы был только он.

Но он понимал неуместность ревности и собственнических чувств. Тем более, что она и так практически не отходила от него сутки, забросив все лагерные дела.

А ее это не слишком устраивало. Так что приходилось сидеть чуть ли не в нескольких метрах, напротив, борясь со своими желаниями.

Его очень умная и целеустремленная женщина.

Почти жена.

Он довольно улыбнулся, глядя, как в свете костра переливается кольцо на безымянном пальце, когда девушка перебирала струны гитары. Украшение мало кто заметил — но Никита, конечно, не преминул многозначительно закатить глаза. Хотя прекрасно знал о его планах. А вот Владимир цепко прошелся по кольцу, потом по Максу, и даже пошутил непринужденно по этому поводу, но Арсенский видел — что-то в этой ситуации тому не понравилось.

Неужели имел все-таки виды на Владу?

Или просто вдруг сделался неприятен Максим? Пока он играл роль "просто друга", его отчаянный оптимист и балагур окутывал, как и всех, совершенно неуемной энергией. А стоило Арсенскому стать ближе Владе как он сразу лишится этих "привилегий".

Мужчина усмехнулся.

Да и не надо. Пеньковский ему тоже не нравился. Его звериная интуиция просто вопила, что тот неоднозначно относится к его невесте. И Максим был вынужден усмирять свои эмоции — ведь это лишь ревность, не так ли?

Мягким голосом Влада мурлыкала какую-то песню, а потом гитару взял ее друг и весело, задорно и замечательным голосом начал петь походные песни, которые узнавало даже новое поколение.

Влада искренне веселилась и прижималась время от времени к руке Пеньковского, и Максим начал заводиться. Вот не может она не льнуть так? Или хотя бы с меньшим восторгом подпевать ему?

Девушка неожиданно повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

А потом мягко улыбнулась и покачала головой.

Фу ты ну ты. Конечно, эмпатия на него у Влады осталась в полной мере. Он постарался принять независимый вид и встал, намереваясь покурить в стороне. И скорее почувствовал, чем увидел, что она тоже поднялась одним гибким движением.