Книги

Князь Путивльский

22
18
20
22
24
26
28
30

Асад значит «лев». Этот сопляк не тянул даже на львенка. Иногда имена становятся насмешкой.

— По отцу или по матери? — уточнил я.

— Конечно, по отцу! — ответил Асад с таким видом, будто дети сестры не являются племянниками.

— Тогда выкуп за тебя будет больше, — решил я.

Из шатра высунулась и сразу спряталась женская головка с растрепанными, черными волосами и смазливым личиком. На вид ей было лет тринадцать. Она что-то сказала своим товаркам, и под холстом началась возня, словно пытались выкопать подземный ход. Не стоит брать на войну баб. Иначе сам превратишься в бабу, потому что не хватит ярости и тестостерона на победу.

18

На переговоры по поводу выкупа приехал на белом арабском скакуне полный мужчина лет сорока пяти с лихо закрученными и выкрашенными хной усами. На нем были большой островерхий шлем с расстегнутой, кольчужной бармицей и позолоченным полумесяцем на шпиле и чешуйчатый доспех из надраенной до золотого блеска бронзы, надетый поверх длинной кольчуги. Наверняка под кольчугой еще и стеганка ватная, потому что лицо переговорщика было мокрым от пота. А может, от страха потеет. Солнце недавно взошло, еще не успело раскалить воздух. Переговорщик явно не тянет на отважного воина. Скорее, служит чиновником при эмире, а доспехи нацепил для смелости. Тем более, что чешуйчатый доспех больше подходит пехотинцу, потому что плохо защищает от удара копьем снизу вверх. На мне была одна кольчуга, надетая под льняную и поверх шелковой рубахи, которая и от стрелы урон уменьшит, и от паразитов защитит, и не так жарко в ней. Так что непосвященный подумал бы что я совсем без доспехов. Да и зачем они сейчас?! Только париться зазря. Нападения я не боялся. Через пленного сельджукского воина, который передал эмиру требование о выкупе, предупредил, что племянник погибнет первым.

Вытирая пот большим, размером с полотенце красным платком, расшитым золотыми нитками в виде переплетающихся волнистых линий, мужчина начал высоким сладким голосом:

— О, великий воин русов, гроза своих врагов…

Если бы не усы, я бы решил, что он евнух, но у кастратов вроде бы волосы на лице не растут. Он еще минуты три поливал меня, как из шланга, комплиментами, рассчитанными на самовлюбленного идиота, которым себя переговорщик не считал. А зря. Обилие блестящих предметов и такие притягивающие внимание усы говорили об обратном. Я не слушал его, раздумывая над тем, что стремление казаться ярким внешне — стремление к смерти. Мухомор потому такой яркий, что цель его жизни — не пропустить свой сапог.

— Ты привез тридцать фунтов (немного более десяти килограммов) золота? — успел вставить я, когда он смолк на мгновение, чтобы перевести дух, а потом продолжить орошение моего честолюбия. — И пленных русичей и половцев я что-то не вижу.

Половцев, а их в плену около полутысячи, я потребовал, чтобы уступить их во время торга. Они мне и даром не нужны. Выкуп за простолюдинов никто не заплатит, а как воины они не ахти. Их даже продать в рабство нельзя, потому что считаются союзниками.

— Мой господин, великий эмир… — начал он.

— Когда привезешь, тогда и встретимся, — оборвал я, разворачивая гнедого арабского жеребца, одного из тех, что были в табуне, захваченном Мончуком.

— Подожди, тридцать фунтов — это много! — высоким, но уже деловым голосом заявил переговорщик. — У эмира нет с собой столько золота. Тебе придется подождать, когда он захватит Согдею.

— Я бы подождал, но Асад не сможет. Ему тяжело в плену, а при попытке к бегству погибнет, — предупредил я.

— Эмир готов заплатить три фунта, — предложил переговорщик.

Если бы он начал с трети запрошенного мной, значит, золота, действительно, не хватает. Десятая часть обозначала обычный, базарный торг. Переговорщик льстил, клялся, угрожал — и потихоньку снижал сумму.

На двадцати фунтах я уперся:

— На меньшее не соглашусь. У меня большой отряд, всем нужна добыча. К выкупу добавим твоего жеребца.