Я считаю, то была огромная поддержка в плане закрепления нашей политики в сознании общественности.
В ООН проходила большая конференция, когда мы использовали факт выступления генсекретаря, чтобы наметить целый ряд мер, которые мы были готовы предпринять. И потребовалось два часа, чтобы зачитать это выступление. Оно было составлено, когда я вел переговоры о челночной дипломатии с сирийцами. Уинстон, который был со мной, продолжал переписывать выступление во время всей поездки. Поэтому я просто пытаюсь описать, как мы действовали. Я не говорю, что это то, что можно использовать в качестве образца, за исключением того, что его ключевые элементы были необходимы и в некотором роде должны быть выполнены.
Что касается экономических вопросов, когда у нас возникла проблема, которая, по нашему мнению, влияла на политические альянсы стран, мы пытались выступить с речью на эту тему, даже если это была в основном экономическая проблема. У нас была одна задача, когда мы выступали за минимальную цену на добычу нефти, чтобы поощрить альтернативные источники. Неважно, были ли мы правы или нет в экономическом вопросе; я выступил по теме, обычно рассматриваемой минфином, чтобы проиллюстрировать это.
Это часть того же самого: вы должны покорить сердца и умы людей, и вы используете процесс подготовки выступлений, путешествуя по стране, для того, чтобы заполучить поддержку со стороны общественности.
Мы должны были изменить позицию конгресса. Моя позиция никогда не была типичной для руководителя ведомства из-за Вьетнама и Уотергейта, и мы столкнулись с огромной напряженностью. Поэтому с конгрессом мы старались проводить много концептуальных брифингов.
Я начинал с выступлений в качестве советника по национальной безопасности. Советник по безопасности не дает показаний перед конгрессом, поэтому я сказал (Уильяму) Фулбрайту о том, что, если он пригласит комитет (по международным отношениям сената) к себе домой на выпивку, я появлюсь и мы могли бы провести обсуждение таким образом.
И так продолжалось в течение нескольких лет, и, конечно, Никсон знал об этом и поддерживал такую форму общения.
Мы уделяли большое внимание концептуальным брифингам, рассказывая им, действительно довольно точно, куда мы идем. Но затем многое случилось в период Уотергейта. И потом некоторые из лидеров Демократической партии пришли к мысли, что если Никсон ратовал за разрядку, то небольшая напряженность совсем не помешала бы, поэтому реплики стали меняться.
Но у нас было одно большое преимущество: было много серьезных сенаторов, которые занимали свои посты долгое время и которые по большей части руководствовались принципом национального интереса. Таким образом, вы могли бы собрать таких людей, как (Ричард) Рассел, или Стеннис, или председателей различных комитетов, и сказать: «Это нужно вашей стране», и это не будет воспринято как пиаровский трюк. Два или три раза в год вы можете получить, по крайней мере, важную реакцию. Вы не должны злоупотреблять этим, но были люди, с которыми вы могли бы поговорить таким образом.
Это противоположно наличию жестких политических линий, жестких партийных линий. В администрации Никсона со всеми проблемами, которые у нас существовали с конгрессом, было абсолютно необходимо обмениваться мнениями. Тогда это был другой Вашингтон. По вечерам в воскресенье Джо Олсоп обедал с лидерами республиканцев и демократов и со мной. Это сняло часть ядовитого налета с этих дебатов.
Ну, проблема в том, что тогда люди жили в Вашингтоне, в то время как нынешние конгрессмены не живут в Вашингтоне. Они отправляются по домам по выходным. И было чувство общности. Джо Олсоп как центр. Полли Виснер и даже Кей Грэм. Понятно, что то, что происходило на этих обедах, никогда не попадало в газеты. Создался своего рода диалог, постоянный диалог, который был огромным позитивным активом и которого, насколько я могу судить, сегодня не происходит.