Люди спешно разобрали капсулы и принялись просовывать их под респираторы и лицевые щитки скафандров. Дилара покосилась на тяжело дышащего Антона, с трудом поднимающегося с земли, и вытащила из коробки три капсулы.

– Дети смогут это… – её голос звучал почти спокойно, но в глазах царил страх, – перенести?

– Не знаю, – честно признался Порфирьев. – Может, не смогут. Но так хоть какие-то шансы есть, а без антирада они гарантированно погибнут. Без антирада мы все погибнем. Как только начнётся интоксикация, нас скрючит так, что живыми уже не очнёмся. При таком уровне радиации никто не выживет, – он кивнул в пыльный сумрак, в толще которого остались трупы двадцати человек. – Больше антирада нет. За семь с половиной часов мы должны выйти из Москвы и добраться до местности, где нет радиации. Передозировка антирада опасна для жизни, но, может быть, кому-нибудь из нас повезёт. Или найдём медицинскую помощь. Овечкин! Твоё время на исходе!

– Иду… – Антон, превозмогая боль, подошёл к Порфирьеву и забрал предпоследнюю капсулу. Он понизил голос до шепота, чтобы не услышал Давид, и с обидой заявил: – Зачем ты так?! При детях!

– Я могу задать тебе тот же вопрос, – судя по голосу, Порфирьеву было в высшей степени плевать.

Спорить с психованным мизантропом не имело смысла, действие антирада могло завершиться в любую секунду, и Антон не стал медлить. Он открыл лицевой щиток скафандра, индикаторная панель вспыхнула пиктограммой разгерметизации, и по спине невольно пробежал холодок страха. Овечкин торопливо сунул капсулу в рот, захлопнул гермошлем и поспешил убедиться, что после того как маленькая Амина съела препарат, маска респиратора плотно облегает лицо дочурки.

– Олег! – Давид сосредоточенно жевал антирад, игнорируя терпкую горечь. – А детские скафандры бывают? Как для меня? И для Амины?

– Не видел, – Порфирьев захлопнул коробку с оставшейся капсулой и убрал в подсумок, незаметный на сливающемся с окружающим сумраком снаряжении. – Но, может быть, где-нибудь и есть. Не бойся, Петрович хорошо вас укутал, в несколько слоёв. Не скафандр, конечно, но под антирадом продержитесь. Нам бы за город выбраться поскорее. Должно быть место, по которому не стреляли. У нас семь с половиной часов, чтобы его найти. Вперёд!

Час пути прошёл в полной тишине, прерываемой лишь короткими фразами переклички, которую Порфирьев устраивал каждые пять минут. Амбал убеждался, что все ещё на ногах, и эфир вновь замолкал. Люди сильно устали, Давида несли по очереди, но Порфирьев по-прежнему не позволял Овечкину двигаться рядом с семьёй.

– Хочешь идти с семьёй – отдавай скафандр кому-нибудь и иди, – заявил он в ответ на просьбу в эфире. – Пусть кто-то другой идет в защите, тепле, со светом и с радиосвязью, и следит за тем, чтоб никто не отстал и не потерялся.

Тут же на Антона набросилась Дилара, явившаяся к нему прямо с Аминой за спиной.

– Ещё раз ты его разозлишь, я выцарапаю тебе глаз, клянусь! – зашипела она на мужа. – Ты чего добиваешься?! Один раз нас уже чуть не выгнали из-за твоих кривляний! Мы без него не выживем! А он без нас запросто! Им без нас будет даже легче!

– Мы сейчас все в одной лодке, – угрюмо пробурчал Антон, на время отключая рацию. – Я инженер-механик, я ему нужен! Он сам сказал, что меня пустят в любое убежище! Иначе он не стал бы брать нас с собой!

– Да? – шепот Дилары стал язвительным. – Почему тогда тебя не пустили в то бомбоубежище? Если ты такой ценный?!

– Может, у них катастрофическое перенаселение и голод, – Овечкин старался не смотреть на идущую впереди жену, чтобы не злить её ещё сильней. – Или у них имелся такой специалист.

– А если у других он тоже будет? – немедленно подхватила Дилара. – Ты что, не понимаешь, что Порфирьев просто использует любые варианты, лишь бы выжить?! Ты видел, что он не стал есть свой антирад?! Он хочет использовать его только после того, как истекут его индивидуальные семь часов пятьдесят две минуты. Значит, в случае неудачи он проживёт дольше всех нас минут на сорок! За это время можно найти спасение! Он выживет, я знаю! Он всё для этого делает! И я тоже хочу выжить! И чтобы выжили мои дети! А чего хочешь ты?! Чего ты добьёшься своими тупыми придирками?! Какого шайтана ты там ляпнул?! Я вознесла хвалу Аллаху за то, что он не отдал кому-то там этот антирад, и препарат достался моим детям, а ты этим недоволен?!

– Он унизил меня на глазах у сына! – завёлся Антон, но сразу же съёжился, увидев, как семенящая полубоком Дилара замахивается на него рукой.

– Заткнись! – она не стала его бить и испуганно вгляделась в сторону головы их ставшей совсем небольшой колонны. – Кто-нибудь может услышать! – Жена секунду всматривалась в виднеющиеся в пыльном сумраке спины. – Ты сам его спровоцировал! А знаешь, что первым делом сказал Давид, когда все разошлись по местам? Он не заявил, что Порфирьев шайтан, а ты герой, нет! Он сказал, что если бы Порфирьев отдал этот антирад другим людям на станции метро, мы бы сейчас умерли! И спросил, почему его собственный отец желает нам смерти!

– Не может быть! – вскинулся Овечкин. – Он не мог такого сказать! Ты утрируешь!

– Давиду восемь лет, а не восемь месяцев! – воскликнула жена. – Он не аутист! Он всё понимает!