– Кругом одни обломки, даже развалин нет, – голос женщины дрогнул. – Где искать укрытие?!

– Подальше от центра, – амбал привязал друг к другу ещё одну пару, – городским окраинам наверняка досталось меньше ударов, там будет, где спрятаться. Всё! Начинаем движение!

Он направился в голову колонны, и сквозь оглушительный треск эфира донеслось:

– Активисты и все кто в скафандрах ко мне!

Антон поспешил к Порфирьеву и добрался до него первым, обогнав четверых активистов. Здоровяк дождался, когда к нему подтянутся молодой техник и пожарный с телами на плечах, и произнёс как можно громче, чтобы слышали все:

– В трёх километрах отсюда есть старый бункер. Он давно заброшен, наполовину затоплен и не заперт. По нему никто не стрелял, он никому не нужен. Сейчас мы дойдем дотуда, там передохнем и обогреемся. В бункере есть старые запасы антирадиационных медикаментов, срок годности, наверное, истёк, но они изготавливаются с большим запасом прочности, так что нам хватит для оказания всем медицинской помощи. Если кто упадёт – дотащим, это недалеко. Поставим всех на ноги и выйдем из города в чистую зону, где нет радиации. Там решим, что делать дальше. Это всё. Доведите информацию до людей, пока будем идти.

Группа продолжила движение, и спустя пару минут все были оповещены о старом бункере. Эта информация сильно обнадёжила людей, и колонна пошла заметно быстрее. Некоторые пары даже улыбались, хрипло переговариваясь друг с другом. Спустя десять минут пожарный и молодой техник выдохлись, и Порфирьев велел им передать находящихся без сознания активистам. В этот момент выяснилось, что обе женщины мертвы, их аккуратно уложили среди обломков, и скорость движения колонны увеличилась ещё сильнее.

Минут сорок удавалось идти без задержек, потом люди обессилили окончательно, и стали падать прямо на ходу. Порфирьев распределил всех, кто уже не мог стоять на ногах, между активистами и людьми в скафандрах, и приказал тащить их на себе. Антону досталась какая-то женщина, её взвалили ему на плечи, и он едва переставлял гудящие от перенапряжения ноги. Сам Порфирьев тоже нёс на себе кого-то, и даже ухитрялся искать путь сквозь пылевой мрак прямо с телом на плечах, но это не помогло. Антон едва не упал от измождения, протащив на себе бездыханное тело метров триста, и в эту секунду кто-то из идущих впереди людей покачнулся. У опирающегося на обломок какой-то железки человека подкосились ноги, и он рухнул словно подкошенный прямо перед Овечкиным. Антон споткнулся о него и упал сверху, роняя тело. Связанные проводом люди остановились, и Антон вызвал Порфирьева. Тот не услышал, был слишком далеко, но услышал пожарный, который и продублировал вызов. Пока амбал с телом на плечах добирался до образовавшейся сутолоки, вновь начался снег, и ударил штормовой ветер.

Свирепый поток каменного крошева врезался в людей, сшибая их с ног, и всё вокруг утонуло в сплошном океане из мчащихся сонмов пыли и грязного снега. Антон спрятал голову под телом женщины, которую тащил, и замер, вздрагивая под ударами мелких камней. Через десять минут всё стихло, но за это время Овечкина занесло почти тридцатисантиметровым слоем пыле-грязевого крошева, и выбраться удалось не сразу. Выкопавшись, он обнаружил, что женщина умерла. Антон попытался привести в чувство того, кто упал ему под ноги, но это ему не удалось. Ещё один человек лежал чуть дальше по ходу движения колонны, и тоже не подавал признаков жизни. Самодельные гермошлемы, собранные из пластиковых пакетов, строительных касок, скотча и респираторов, давно потеряли то, что заменяло им лицевые щитки, и нашлемный фонарь высвечивал серые, словно грунт под ногами, лица, обезображенные кровавыми язвами и опухолями воспаленных слизистых оболочек. Овечкин тряс людей одного за другим, стремясь привести в чувство, но всё было тщетно.

– Пойдём, – в безбожно трещащем эфире зазвучал рык Порфирьева. – Тут живых нет.

Антон повернул голову и разглядел расплывчатый силуэт амбала, склонившийся над одним из тел. Здоровяк поднялся, растворяясь в пыльном сумраке, и Овечкин поспешил следом, не спуская глаз со светового пятна его фонаря. Порфирьев останавливался через каждые два-три метра, склоняясь над очередным полузасыпанным грязным снегом телом, возился несколько секунд и двигался дальше. Глядя на усеянный трупами путь, Антон почувствовал, как его начинает бить нервная дрожь, и где-то в глубинах сознания ядовитой каплей саднит усиливающаяся с каждым найденным телом жуткая мысль.

– Кто-нибудь выжил? – выдавил из себя Овечкин, замечая впереди световые пятна нашлемных фонарей. – Из тех, у кого не было скафандров?

– Те, кто получил антирад, – негромкий рык Порфирьева тонул в шипение помех.

– И всё?.. – Антон растерянно смотрел на Давида, осматривающего потрясённым взглядом вереницу мертвых тел, теряющуюся в сумрачном океане пыли. – Петрович ещё жив!

– Ему я тоже дал антирад. Препарат был просроченный, я не стал сообщать об этом всем.

– Но… – сын в ужасе посмотрел на отца, и Овечкин поспешил опустить глаза. – Почему остальные… то есть… в смысле… почему они… умерли все… сразу…

– В городе запредельная радиация, – Порфирьев проверил последнего из мертвецов и выпрямился. – Их самодельная защита лишь отсрочила неизбежное. Люди продержались, сколько смогли.

– Они… – Антон судорожно сглотнул, – умерли из-за меня?

– Если бы мы добрались до подземного города, то так бы и было, – ответил здоровяк, сверяясь с картой на своем лицевом щитке. – Все, кто умер, не дойдя до города, или уже внутри, были бы на твоей совести. Но подземный город оказался уничтожен, спастись им было негде, и один час уже ничего не изменит. За это время мы бы не вышли за пределы Москвы так далеко, где радиации нет. Так что ты оказался ни при чём.

– Они могли бы дойти до заброшенного бункера… – потрясенно прошептал Овечкин, невольно опускаясь на обнаружившийся рядом обломок оплавленной кирпичной кладки. – Нам осталось чуть-чуть… Двадцать человек… Они могли успеть, если бы не я…