— Ты найдешь её в баре за углом.

Я взял адрес, направился в бар и быстро его нашел. Обычный длинный бар в стиле «налей–ка ещё одну, Джо»: одинокий бармен за стойкой да пара людей. А вот и она. Клео и какой–то парень, длина волос которого ясно давала понять, какая у него профессия. Они были увлечены разговором. Когда она случайно оторвала взгляд от выпивки, я поймал выражение её лица: сначала поддельный восторг, а затем ужас и неверие.

— Кит, я так рада тебя видеть!

Парень уставился на меня так, будто хотел сказать: «Ну ништяк, будет с кем потрахаться сегодня».

Ни говоря ни слова, я вытащил журнал, хлопнул им об стойку, развернулся и спокойно пошел прочь под её крик: «Это не я, это не я!»

Дойдя до двери, я оглянулся… и вышел на улицу. Говорить было не о чем, и я написал нечто вроде стихов:

На следующий день я подружился с белкой в Сентрал Парке. Затем мы оправились в Бостон на первый концерт. Пока мы мотались по аэропортау, доверчиво следуя за Стрэттом, отвечавшим за паспорта и билеты, Крис Блэкуэлл (президент Island Records) сравнил нас со стайкой цыплят, спешащих за мамашей–курицей.

— Отлично, — заорал радостно Ли Стрэтту. — Теперь мы тебя будем называть Матерью!

Я сел рядом с Матерью. Весь короткий перелёт мы читали журналы. Мне дали прочитать статью о смешении разных видов искусств. Группа под названием Elephant"s Memory недавно сыграла концерт под управлением совместителя должности дирижера Нью–йоркского филармонического оркестра Джозефа Эгера.

— Может, стоит организовать встречу с ним по возвращении в Нью–Йорк.

— Почему бы и нет? — ответил я, правда без особого энтузиазма.

Наш репертуар значительно расширился со времени прошлого визита. Мы показали всем, что и мастерство выросло, несмотря на то, что нас осталось трое; зато дух был на высоте. Мы играли «She Belongs to Me» Боба Дилана каждый вечер, начиная с первого концерта, и каждый раз играли по–разному.

Ли подружился с Тимом Хардином, и в результате я услышал «Hang on to a Dream». Сначала мне она показалась слишком меланхоличной и не слишком глубокой в аккордовой последовательности, базируясь всего на четырёх аккордах. Но решительность Ли спеть прекрасные стихи возымела действие. Песня Тима Хардина стала трамплином, с которого мы могли прыгнуть в любом направлении. Брайан «Блинки» Дейвисон начал много экспериментировать, с тех пор, как нашел средство защиты от летающих ножей. Баррикада в виде набора гонгов разных размеров подтвердила свою состоятельность; теперь он открыл для себя «эффект Доплера». Он привязывал треугольник к струне и вращал над головой. Он как бы нашел метательный снаряд, на который можно положиться. Блинки предпочитал, чтобы получившийся эффект не называли снарядом, но так повелось с 21 декабря 1968 г. на концерте в Шеффилд Холле в Англии. Этот зал больше подходил струнному квартету, чем рок–группе с усилителями.

Ли подошёл к микрофону: песня очень тонкая и личная, аудитория подтянулась ближе. Я почувствовал хорошие вибрации и готовился к соло. Ли должен спеть ещё раз припев песни; она такая тихая, что мышь не заметно не прошмыгнёт. Блинки осторожно распутывает струну. Все, что от него требуется — дзынькнуть по чертовой штуке и нежно повертеть над головой… не самая важная задача.

«How can we hang on to a dream?» — пел Ли полушепотом, всей душой, нежно склонясь к микрофону. «How can it really be the way it…» Ли заметил, что слушатели как один подняли к потолку головы, и разом их опустили, как будто наблюдали вертикальный теннисный матч — ДИНЬ, БАХ, БУМ, ХРЯСЬ! — «…it is?».

Блинки смотрел по сторонам как ребёнок, потерявший мяч, держа в руках маленький несчастный кусок струны. Треугольник и гонги познакомились друг с другом так изысканно, словно вся металлургическая промышленность Шеффилда утонула в большом железном баке.

Ли перевёл дыхание и заржал. Аудитория, изначально проигнорировавшая мелкий облом, последовала его примеру. Но теперь мы устоялись как трио, Блинки играет щетками и выглядит застенчивым. Все идет хорошо, но Блинки беспокоит, куда в этот раз улетел треугольник. Короткая фортепианная каденция позволила отыскать его у стойки с гонгом. Пока Ли запевает репризу, «What can I say, she"s walking away…», Блинки быстро привязывает треугольник обратно к струне. Ли нервно бросает взгляд назад, перед тем как в последний раз спеть фразу. К его удивлению, реактивный снаряд найден и готов к использованию. Он, как и все мы, знает, что по задумке, требуется ещё один «Динь». Блинки поднял проблемный предмет, Ли запевает: «How we can hang on to… О, мать твою!»

Три минуты ни музыканты, ни публика не могли остановиться от смеха. До конца шоу, как только Брайан бросал взгляд на треугольник, зал грохал от смеха.

Мы устроили своё «бостонское чаепитие» и с энтузиазмом обсуждали идеи. После трёх выступлений все промахи и удачные ходы тщательно анализировались перед Филлмор Истом Билла Грэма, в котором нам предстояло выступать через месяц.

— Слушай, когда ты залезаешь в рояль сыграть на струнах, можешь дать мне сигнал, а то я вижу только твою задницу, — попросил Брайан.