Я сажусь и свешиваю ноги с кровати.

— Паш, я должна его видеть.

— С ума сошла? — укладывает Шурыгин меня на обратно. — Сама только что с того света! Сначала надо узнать, отпустят ли тебя бродить по больнице — это раз. А еще у тебя в руке иголка торчит — ты вместе с капельницей собралась по этажам шастать? Лежи, впитывай в свои вены очередной целебный эликсир, которым тебя тут накачивают, а я пока сгоняю в ординаторскую.

Вернулся Пашка с симпатичной молоденькой докторшей, которая, проверив систему и расспросив про самочувствие, сказала:

— Вообще, ходить вам пока не желательно, и тем более рано говорить о выписке. Но чуть-чуть по коридорчику, буквально несколько шагов, сделать можно, когда вам снимут систему. Только чтобы вас обязательно поддерживал ваш муж.

При этом она кивнула на Пашку. У меня от таких слова брови сами поехали вверх, но я успела вовремя взять себя в руки и вернуть их на место.

Докторица выпорхнула из палаты, оставив после себя облачко дорогих духов, и я невольно позавидовала ей, подумав, что от меня, небось, сейчас несет какой-нибудь касторкой. Но мысль эта мелькнула лишь по самому краю подсознания, потому что ее тут же вытеснили другие эмоции.

Я прищурилась на Пашку:

— А ну признавайся, ты когда успел нас поженить? И с какого-такого перепуга? Я ж тебе еще лет двадцать назад отказала.

Пашка довольно щурится, как кот на сметану:

— Здорово я это придумал, да? А как еще я у врача бы выпытал, что в твоей крови обнаружили барбитурат? Они ж, гиппократы эти, тут врачебную тайну блюдут, как мальчиши-кибальчиши, блин. Хоть пытай — не расколятся. Да и все равно кому, как не мне, тебе сюда апельсины-бананы таскать до выписки? Не кипятись, Тань, тебе сейчас нельзя волноваться.

— Да черт с тобой, двоеженец несчастный. Отдаю тебе на время свою руку. Но с тебя должок — организация тайного похода в реанимационное отделение.

— Лады. Но нам бы тебя сперва не мешало приодеть. Погоди, я скоро вернусь.

Я приподнимаю одеяло, осматриваю себя и обнаруживаю, что на мне какая-то жутко линялая больничная пижама неопределенного размера, судя по многочисленным складкам, в которые она сворачивается вокруг моего тельца.

А Пашка между тем снова исчезает и, вернувшись минут через пять, протягивает мне халат с больничным клеймом и растоптанные дерматиновые тапки.

— Вот что меня в вас, журналюгах, восхищает: всюду пролезете и все достанете, — не могу удержаться я от ядовитого комментария. — Ну, давай, зови медсестру — по-моему, систему уже пора снимать, — толкаю я своего неожиданного супруга к двери.

Уже выходя из палаты, он оборачивается и хитро улыбается:

— А ведь ты, узнав про Кожина, забыла меня спросить, кто же на самом деле убийца. С каких это пор ты стала такой нелюбопытной?

И только сейчас я понимаю, что он прав. Вот это да! То ли это у меня мозги еще после асфиксии не вправились, то ли Михаил действительно для меня столько значит… Да нет… С чего бы это… Но убийца! Нам все-таки удалось загнать его в капкан!

— Кто он?!