Дзюсины, «старшие советники», становившиеся премьер-министрами Японии, могли сыграть решающую роль в заключении мира. К весне 1944 года они пришли к выводу, что политика Тодзё вела к катастрофе. В эту группу входили следующие люди: барон Рэйдзиро Вакацуки, премьер-министр в 1926 и 1931 годах; адмирал Кэйсукэ Окада, государственный корабль которого получил пробоину в тот печально известный день мятежа 26 февраля 1936 года; Коки Хирота, сменивший Окаду; принц Фумимаро Коноэ, бывший премьером в 1937–1939 и в 1940 и 1941 годах; барон Киитиро Хиранума, старый бюрократ, правительство которого ушло в отставку в результате кризиса переговоров о пакте стран оси; и адмирал Мицумаса Ёнаи, который блокировал вхождение Японии в Трехсторонний пакт на протяжении шести месяцев в 1940 году.
В прежние времена дзюсины были совещательным органом при императоре и премьерах. С тех пор как Тодзё пришел к власти, стало совершенно ясным, что диктатор не доверяет дзюсин и не терпит их вмешательства в государственные дела. Однако в мае 1944 года «старшие советники» преодолели свою нерешительность и собрались впервые на тайную встречу. Все они пришли к общему мнению, что Тодзё не справляется со своими обязанностями руководителя страны и военного министра.
Члены группы поручили адмиралу Окаде побеседовать с Тодзё и довести до его сведения их озабоченность положением дел в стране. Окада встретился с диктатором, но не успел он начать говорить открыто, как того охватил приступ гнева и он обвинил дзюсина в попытке отправить в отставку его кабинет. Эмоциональный премьер ничего не хотел слышать, никаких его предложений.
Существовал иной центр оппозиции Тодзё и продолжению войны, которую возглавил принц Такамацу, младший брат Хирохито. Будучи капитаном флота, он был прекрасно осведомлен об ожесточенной борьбе между двумя партиями, каждая из которых имела фактически свою стратегию и тактику, свои материальные ресурсы и запасы боеприпасов, свой годовой бюджет. Такамацу верил в необходимость заключения мира в результате переговоров, и потому следовало добиваться повышения роли министерства иностранных дел в достижении этой цели и в то же время постараться расстроить планы Тодзё и армейской верхушки.
Принц сообщил Сигэмицу в конце июня 1944 года, что японский флот практически бездействовал после поражения у Марианских островов. За три дня были потеряны 450 самолетов, 3 авианосца и 2 наливных судна; серьезно повреждены еще 4 авианосца, 1 линейный корабль, 1 крейсер и 1 наливное судно. (Американцы потеряли в воздушных боях 20 самолетов, и лишь некоторые суда получили незначительные повреждения.) Более того, после захвата Сайпана можно было говорить о поражении в войне. Если будет дана гарантия сохранения власти императора, сказал Такамацу, Япония немедленно попытается начать переговоры о мире.
Тем временем Сигэмицу и другие члены правительства все больше начинали говорить о методах управления Тодзё. В июне они предупредили его о возможной отставке, и Тодзё постарался достичь компромисса, сделав новые назначения в кабинете. Однако после падения Бирмы и оккупации Сайпана противником оппозиция Тодзё стала непоколебимой. Она могла удовлетвориться, только получив его голову.
С падением Сайпана Тодзё предпринял отчаянные попытки изменить состав правительства, чтобы заставить замолчать все более многочисленных своих критиков. Он рассказал Кидо о своих планах. Тот посоветовал ему разделить функции военного и флотского министерств, начштаба флота и армии (Тодзё был и военным министром, и начштаба армии) и также сказал, что «стратегия проволочек не сможет успокоить нацию». И посоветовал, чтобы министра флота Симаду, который был послушным инструментом Тодзё, отправили в отставку. Кроме того, сказал Кидо, надо подумать, каким образом привлечь «старших советников» и вождей нации к более активному участию в переговорном процессе.
Но к настоящему времени дзюсины уже считали, что с них довольно. После падения Сайпана 9 июля они встретились в доме барона Хиранумы. В этот раз они решили изложить свое дело хранителю печати. И именно в этот раз они твердо решили, что Тодзё должен уйти. Обращение было подготовлено, и адмирал Окада вручил его Кидо.
«Необходимо вдохнуть новую жизнь в умы и сердца народа, если страна намерена преодолеть трудности, встретившиеся на ее пути. Частичная реорганизация правительства бесполезна. Должен быть сформирован сильный кабинет, который решительно двинется вперед».
Когда Тодзё и его кабинет подали в полном составе в отставку 18 июля, Кидо уже искал ему преемника. Он созвал всех дзюсинов, чтобы обсудить кандидатуры нового премьера и выслушать их советы. Кидо сократил список претендентов, заявив: «Единственное решение — пригласить армейского специалиста, принимая во внимание крайнюю необходимость усиления обороны, укрепления мощи армии на континенте и поддержки кэмпэйтай для того, чтобы предотвратить социальный бунт».
Дзюсины, наконец, рекомендовали генералов Тэраути, Койсо и Хату. Кидо представил имена кандидатов императору, который поинтересовался мнением Тодзё о каждом из них. Уходящий премьер немедленно отверг кандидатуру Тэраути, объяснив это тем, что командующий Южной группой армий необходим на своем посту, когда враг наступает. Поэтому выбор пал на генерала Куниаки Койсо, 65 лет, генерал-губернатора Кореи, бывшего главы Бюро военных дел армии, принимавшего участие в заговоре в марте 1931 года с целью свергнуть правительство.
В этот же самый вечер принц Коноэ предложил Кидо выбрать премьером не только человека из армии, но и создать кабинет из представителей армии и флота, а вице-премьером назначить адмирала Мицумасу Ёнаи. (Коноэ, Окада, Кидо и другие верили, что на Ёнаи можно рассчитывать в деле продвижения к миру; они не были столь уверены в Койсо.) Кидо выразил свое согласие и послал своего секретаря к дзюсинам, чтобы узнать их точку зрения. Они предложение одобрили.
Койсо прилетел из Кореи и был представлен двору в качестве будущего премьера. Произошедшая сцена (как Койсо позднее описал ее) была словно взята из произведений Гилберта и Салливана:
«Я неожиданно встретил Ёнаи в той же самой гостиной. Я поинтересовался, какое дело привело его сюда, и он ответил, что его тоже вызвали. Это заставило меня подумать, что, возможно, император поручит Ёнаи сформировать кабинет, а мне поступят распоряжения иного характера. Затем хранитель печати сказал нам, что император собирается принять нас двоих вместе. Когда мы спросили Кидо, „кто должен говорить первым?“, он ответил: „Конечно, Койсо“. Таким образом, я выступал первым перед императором. В тот раз император не сказал, кто должен был стать премьером, но сообщил нам, что „мы двое, в тесном сотрудничестве, сформируем кабинет“.
Когда мы вернулись в гостиную, Кидо был там. Ёнаи спросил его: „Ну, кто из нас станет премьером?“ Кидо ответил: „Конечно, Койсо“. Тогда я еще подумал: „Что за странный разговор“. Однако позже мне пришла в голову мысль, что Ёнаи, который, несомненно, принял участие в собрании
Такое было любопытное начало у кабинета Койсо — Ёнаи. Койсо пробыл в Корее два года, и он был незнаком с обстановкой в стране и внутриполитическими интригами. К тому же он просто не представлял, как он будет справляться с новыми обязанностями.
Койсо объяснял это так: «Я был убежден, что падение Сайпана означало наше поражение в войне. Так обстояли дела; мне представлялось, что не было никого — если только он знал о тяжелой ситуации в стране, — кто бы верил, что Япония все еще может победить в войне. Откровенно говоря, такая безнадежная ситуация могла бы побудить любого здравомыслящего человека выступить против мандата императора управлять правительством. Однако в Японии, когда кто-либо получал лично мандат от императора, то это решение было окончательным и бесповоротным, и такой человек, будучи верноподданным, уже не мог следовать здравому смыслу. Теперь, когда я слышу высказывания императора (особенно такие, как „приложить дальнейшие усилия для достижения главной цели в Великой восточноазиатской войне“, „соблюдать осторожность и не раздражать Советский Союз“), мне кажется, что изменить уже ничего невозможно, и я испытываю глубокий ужас».
А что сказать о мирной инициативе? Койсо полагал, что если правительство решится на нее, то «оно будет вынуждено капитулировать, приняв самые жесткие условия, и это может привести к открытому народному возмущению, потому что люди, уверенные в том, что страна идет к победе, просто сильно возмутятся таким миротворческим шагом». Кроме того, Сайпан пал.
Теперь он решил: «Если нам предстоит еще одна битва, вложим в нее все свои силы, чтобы добиться победы. Давайте будем говорить о мире только после нашей победы, и тогда условия мира будут более благоприятными и легкими для нас».
19 августа 1944 года премьер-министр Койсо убедил Высший совет по руководству войной пересмотреть и выработать новый политический курс по отношению к войне. Несмотря на катастрофическое ослабление морального духа Японии, риторика ее была все такой же воинственной, как и во времена наибольших успехов. У всех были твердая решимость продолжать войну до победного конца. Но мелким шрифтом в документе было упоминание об отправке опытного дипломата в Советский Союз, с целью ведения переговоров с Советами с неопределенной целью.