– А компьютер?
– Видимо, его он забрал с собой. У нас есть резервные копии содержимого. Ваши коллеги получили…
Фредрик кивнул настолько очевидно, что словесный поток замдиректора остановился. Он вышел, на сей раз не скрывая своего раздражения.
Но Фредрику было все равно. Он лишь схватил чашку и повернул кресло к окну. На улице опять шел дождь, и перекладыватели бумажек спешили по выложенной брусчаткой площади. Те, у кого не было зонтов, добирались до входа мокрыми и взъерошенными.
Мокрые и взъерошенные. Он подумал о Кресус и ее вонючей шерсти. О прогулке по Фрогнерпарку и неудавшемся посещении концертного зала с Якобом тем вечером. Как позвонила Кафа, и Каин хотел встретиться с ними. Каин, упавший и разбившийся насмерть.
Подожди-ка. Фредрик прикусил язык.
Тем вечером шел сильный снег. Большие, тяжелые хлопья. Но когда они встретили Каина в бетонном скелете в Серенга, от его тела шел пар. Огромные круги пота подмышками и на спине на свитере с капюшоном. Как это могло быть, если он шел туда по снежной погоде? Почему он не промок насквозь, его капюшон и плечи? Фредрик видел много наркоманов за свою полицейскую жизнь и видел все, что они делают. Но старый торчок, шагающий по улицам города под зонтиком – такого он еще не видел. Каин был с Лин, как он сказал Кафе по телефону. А что, если Кафу держат в том же месте, где держали шлюху…
Место, где скрывается Эгон Борг, должно быть где-то в центре. Поблизости от Серенга? Старый город?
Фредрик так быстро повернул кресло, что кофе выплеснулся ему на бедро. Ему было наплевать, что обожгло ногу. Он посмотрел наверх, на огромную карту на стене. Господи, какой же он идиот.
Эгон Борг ткнул ответ им прямо в морду. Стоял перед ними и пыжился, а они ни черта не поняли.
– Господи, – повторил он, на этот раз вслух, и встал.
Что там Эгон Борг говорил про кнопки на карте?
Красные – существующие бомбоубежища. Запертые и заброшенные. Желтые – в удовлетворительном состоянии. Синие – места, где нужно построить новые.
Вот. Четыре красные кнопки протыкали Старый город. Но одна из них выделялась. Она отмечала дом, где жил Исмаил Салебан. Прямо около церкви Старого города. Всего в трехстах метрах от здания, где Каин встретил своего создателя.
Глава 112
Тонкие, длинные черточки. Они были вырезаны на стене у постели. Двадцать три, она уже знала. Она считала их снова и снова. Что они символизировали? Дни или часы? Недели? Или что-то совсем другое? Рисунок на стене был высечен с такой силой, что даже был процарапан бетон. У нее был какой-то другой инструмент, не просто ноготь, у Лин. Кафа поняла это после того, как Эгон Борг ушел. По запаху покрывала. Тот же запах невинности, который она почувствовала в коридоре в квартире Лин.
Лин считала дни или часы? Кафа понимала, что ее черточек будет меньше.
Она не могла больше лежать так, с поднятой вверх рукой. Покалывание и онемевшие пальцы означали, что кровообращение уже нарушено. Если так пойдет и дальше, рука просто сгниет от гангрены. Когда она наступает, то все случается быстро. Она видела фотографии. Черные, гниющие конечности.
Кафа поднялась в постели, сняла тонкий матрас и, скрутив его в рулон, поставила вертикально к стене. Оперлась на него. Когда живот сводило от жажды и голода, она прижималась к матрасу.
Пришел сон. Переплетение сна и яви. Преследующие ее картины высящихся стен, темных и холодных, скользящих по ним теней, она убегала. Бежала и бежала, одна, голая и вдруг – вновь бодрствование. Сны переплелись с реальностью, а реальность – со снами. Рука болела. Тени. Двадцать три черточки, вырезанные ногтем на бетонной стене, пластиковая кружка и капающая вода. Жужжание морозильника и скользящие тени. Тихие, свистящие голоса.