Несмотря на толпу собравшихся сегодня в тронном зале, стояло абсолютное безмолвие, нарушаемое лишь отзвуками шагов и шелестением одежд. Наконец, все заняли свои положенные места: Офелия рядом, для которой организовали еще одно сидение; Вэлиас позади, как и всегда в тени; даже Волкер обозначил свое присутствие, мелькнув среди посетивших сие мероприятие.

Тяжелые двери в очередной раз раскрылись и впустили внутрь последнего, ради которого все и собрались. Широкая, висящая на теле рубаха — такая, чтобы ее легко можно было снять. Во рту кляп — на всякий случай, чтобы не услышать чего недостойного из уст «достойного». Вид немытого, изможденного темнотой, потрепанного суровостью бытия, привыкшего к удобствам сына, слегка заставил Офелию вздрогнуть, но она быстро взяла себя в руки. «Крепись жена, ибо сегодня тебе еще не раз быть испытанной матерью» — мысленно подбодрил я ее.

Его протащили к центру. Сняли рубаху. Привязали руки к столбам, которые также приготовили заблаговременно. Палач отошел на положенное расстояние. Вынул длинный кнут. И все под абсолютную тишину. В словах не было необходимости. Дождался моего кивка и легким движением нанес хлесткий удар. По его спине потекли струйки крови. Офелия рефлекторным движением схватила мою руку и так и не разжимала до самого конца.

Щёлк!

Удар!

Вздрагивание!

Снова щёлк!

Кровь капает на пол!

Вздрагивание!

Так повторялось вечность, пока не миновали десять звуков кончика кнута о мягкую человеческую плоть. Слуги подхватили обессиленное тело и оттащили к выходу, что оставляло за собой след из капель крови. Легкое движение пальцем, и толпа начинает расходиться. На сегодня вам хватит зрелища. Сегодня я больше не желаю видеть вас. Сегодня я не желаю выслушивать ваши лести и видеть ваши подхалимства. Я слишком утомился.

«Надеюсь, ты меня поймешь», — с этими мыслями я еще какое-то время просидел на месте, а потом все же с помощью целителя отправился в свои покои под его дальнейшее наблюдение.

Широкий зевок чуть не разорвал мои скулы. Я потянулся, разминая спину и плечи: не выспался. Снова и снова беспокоит то видение. Только на этот раз все происходило, как во сне: не так реалистично.

— Что-то ты слишком уж спокоен, — кажется, ворчливость Волкера пересекала линию старта.

— Скорее уставший.

— Еще бы не устать: скакать вот так и чуть не помереть.

— Волкер, не начинай.

— Что не начинай? А если бы ты умер? Что тогда с другими было бы? Тебе ведь говорили. После тебя, замечу, нет наследника, — дернул он балахоном, как бы завернувшись в него.

— Есть у меня наследник, — его слова, несмотря на все, прозвучали слишком обидно.

— Уточню: нет достойного наследника. Без обид, друг, но твой сын полное недоразумение.

— Волкер, следи за собой.