Сгудент в Уппсале

Нужно сделать кучу дел – подготовить и подать документы в университет, выбрать студенческую общину, достать книги, жилье. Найти источник существования. В конце осеннего семестра в Биркагорде мне удалось через бюро по трудоустройству найти работу, которая, с одной стороны, очень меня устраивает, а с другой – дает вполне приличный заработок: мыть посуду в ресторанах. И тут очень пригодился опыт, приобретенный у Зайдеманов и Лагерманов. Это работа временная, выпадает не каждый вечер, но достаточно часто. «Мои» рестораны в Стокгольме – «Скандинавен» на Фридхемсплане и «Меч Бахуса» в Старом городе.

В ресторанах царит строгая иерархия. Выше всех на служебной лестнице стоят метрдотель и шеф-повар, потом идут официанты – все, кто имеет дело с посетителями, принадлежат к ресторанной аристократии. Затем идут повара, занятые приготовлением холодных блюд и в самом низу табеля о рангах – мойщики и мойщицы посуды. Как ни странно, работа мне нравится, я встречаю интересных людей и прилично зарабатываю – мне, с моими скромными потребностями, хватает. В «Скандинавене» платят получше – вначале я получаю крону и двадцать эре в час, потом – целых полторы кроны. Как уже сказано, мне много не надо. Три-четыре вечера в неделю в ресторанах – и можно жить.

Хеленка и Нина рассказали, что они обратились за помощью в Еврейскую общину – не могут ли они обеспечить нас стипендией. Встречались даже с председателем общины – но в займе им отказали. Один из руководителей общины, Давид Копнивски объяснил, что они просто не могут предоставить займ на двадцать тысяч крон. Я не понимаю – зачем такие деньги? Нина объяснила мне, как считал Копнивски – двести пятьдесят крон в месяц, десять месяцев в году в течение восьми лет – получается ровно двадцать тысяч.

Мы беженцы – конечно же нам не нужно для жизни две пятьдесят крон в месяц – это очень много. Но в одном Копнивски прав. Обучение на медфаке продолжается семь-восемь лет, к тому же община понятия не имеет, кто мы такие – собираемся ли мы серьезно заниматься, дадут ли нам продолжить занятия после курса анатомии и вообще, получим ли мы разрешение остаться в Швеции. Так что никакой стипендии от Еврейской общины не будет. Я раздобываю «стартовый капитал» другим способом – настал час продать отцовский серебряный портсигар. В ювелирном магазине я получил за него сто шестьдесят крон – что ж, для начала неплохо.

Я случайно познакомился еще с одним польским студентом, поступившим на медицинский факультет в Уппсале. Его зовут Александр Вайнфельд. Он из религиозной, правда, не ортодоксальной семьи. Он немного постарше и намного образованней и опытнее меня. До того, как начать учиться медицине, он сначала пробовал себя в теологии, потом изучал философию – необычайно начитанный и интеллектуальный парень. Несмотря на то, что я по части общей культуры совершенно ему не пара, мы подружились и стараемся держаться вместе, даже едем в Уппсалу, чтобы попытаться снять квартиру. Это не так легко.

Студенческих комнат и квартир не хватает. Сдают жилье главным образом пожилые дамы – немножко пополняют свой бюджет. Это рынок тетушек, который невероятно оживляется в начале каждого семестра. Они, конечно, пользуются тем, что спрос превышает предложение – выбирают квартиранта «почище».

Только со второго раза в студенческом квартирном бюро нам дают три адреса, где мы можем попытать счастья. Ближе всех к центру – фру Бьоркман на Йернбругатан 10В, прямо напротив университета. Это огромный дом с большим двором. Его еще называют «дом-зазнайка» – не потому, что его жильцы плохо себя ведут, а потому, что он выше, чем расположенное напротив здание университета.

Алекс и я бросаем жребий – мне выпадает выбирать первому. Мы надеваем самое лучшее, полируем ботинки и идем к фру Бьоркман. Это пожилая, властная, немногословная дама с редкими седыми волосами. Она долго расспрашивает меня. По-видимому, я произвел на нее благоприятное впечатление, и она предлагает мне большую хорошую комнату – но с рядом условий. Я не имею права использовать ванную и кухню, в комнате нельзя готовить, нельзя пользоваться телефоном, стоящим в комнате хозяйки – и, самое главное, мне категорически запрещено принимать у себя знакомых женского пола после десяти часов вечера. Что ж, по крайней мере, я могу пользоваться туалетом в холле. Квартплата – восемьдесят пять крон в месяц, заплатить надо вперед.

В комнате стоит белый умывальник, на крючках – два больших полотенца. Не могу сказать, чтобы комната была особенно уютной, но она большая и светлая. Темная мрачноватая мебель довольно удобна. Мне подходит. Я плачу восемьдесят пять крон и мы договариваемся, что я перееду к ней 15 января.

Когда мои переговоры с фру Бьоркман закончены, Алекс вежливо спрашивает ее, может быть, она знает случайно, где еще можно снять комнату, желательно в этом же доме, но она делает вид, что не слышит вопроса – или, может быть, и в самом деле не слышит. В прихожей, когда мы уже прощаемся, Алекс вдруг наклонился и поцеловал ей руку, как принято в Польше. Кстати, я еще долго с трудом удерживался от этой с детства усвоенной привычки, чтобы не смущать знакомых женщин. Но суровая и сдержанная шестидесятилетняя фру Бьоркман ничего не имеет против – по всей видимости, ей нравится, когда мужчины соблюдают обычаи своей страны. Она смотрит на Алекса с одобрением и интересом и медленно говорит, что у нее, вообще говоря, есть еще одна комната, правда поменьше, но может быть, ему подойдет. Там тоже есть умывальник, комната не такая большая, но и квартплата на двадцать крон меньше. Итак, нам повезло с первого захода – мы живем вместе и близко от университета.

Другая проблема – выбор студенческой территориальной общины. Это – обязательное условие. Можно выбирать любую общину, какую захочешь. Единственных два места в Швеции, к которым я имею какое-то отношение – это Сконе, где меня высадили на берег датские рыбаки, и Стокгольм, где я жил и учился в народной школе. Но сконской общины в Уппсале нет, молодые люди из Сконе поступают в Лундский университет, вряд ли им придет в голову мысль ехать учиться за семьсот километров от дома. Так что остается только Стокгольм – я записываюсь в стокгольмскую общину и плачу в нее взносы. Очень скоро выяснилось, что я сделал наихудший выбор из всех возможных.

Во время осеннего семестра в Уппсале дело обстояло так: хочешь танцевать – записывайся в смоландскую общину, что и сделали весьма предусмотрительно Нина и Хеленка. Хочешь играть в бридж – к твоим услугам гетеборгская община. Но если ты хочешь, чтобы тебе было скучно – иди в стокгольмскую. Впрочем, все это не так уж важно – ты можешь приходить на вечеринки любой общины, никто тебя не выгонит.

Наконец все взносы уплачены, и я получаю зачетку. Расходы невелики, но для меня очень чувствительны. Мой стартовый портсигарный капитал начинает таять.

Но какое это все имеет значение – я студент медицинского факультета в Уппсале!

В этот же вечер я пишу большое и оптимистичное письмо родителям в Ченстохову.