Помимо бедности, у меня есть еще и другие проблемы – я знаю не больше десятка слов по-шведски, да и то, когда я пытаюсь их произнести, меня никто не понимает. В том же классе, что и я, учится еще одна девушка-еврейка из Польши, тоже беженка, кроткая Галина Зайончковска. Ей легче – у нее здесь мать, старшие братья и сестры. А, главное, она лучше меня говорит по-шведски, хотя лучше меня говорить совсем несложно.
Все на нашем потоке с какими-то странностями, что нас, наверное, и сближает. Но это еще и лозунг школы и Йиллиса Хаммара – понимать и принимать, быть понятым и принятым. Для многих из нас, испытавших мучительное чувство отверженности, это очень и очень важно.
Для большинства учеников народная школа Биркагорд – настоящий дом. Некоторым счастливчикам даже удалось получить комнату в школьном общежитии – в том же здании, так что они проводят в школе круглые сутки. За очень небольшую сумму – девяносто крон на полгода – нас вкусно и обильно кормят три раза в день, не считая полдника – совсем неплохо. Некоторые из учеников уже женаты и имеют детей. Они работают по ночам, чтобы как-то обеспечить семью, и по ним видно, как они устают.
Каждый вечер в школе что-то происходит, иногда организованно, иногда мы сами выдумываем какие-то занятия. Отстающим по какому-то предмету предлагается помощь. Я с удовольствием провожу вечера со своими товарищами, к тому же мне очень нужна помощь в шведском языке. И я получаю эту помощь – учительница шведского Сигне Фагерхольм занимается со мной дополнительно три раза в неделю по два часа. Я не знаю ни одного учителя в Биркагорде, который отказался бы работать в неурочное время, или хотя бы пожаловался. Они знали, на что шли, а на оплату сверхурочной работы у школы просто нет средств.
Все мое формальное образование в шведском языке до сих пор – один семестр в народной школе.
Мы изучаем, пусть коротко, зато очень добросовестно историю страны. Я начинаю понимать, как работает демократия и как функционирует общество, стремящееся к равенству. Учусь не бояться противоречить признанным авторитетам.
Я вырос в иерархической среде, в любящей, но авторитарной семье, и учился в авторитарной школе. Я даже не мечтал о том, что можно поставить под сомнение сказанное учителем, и уж подавно – открыто высказаться по этому поводу. Когда я обнаружил, что в Биркагорде все по-иному, я на своем спотыкающемся шведском с немыслимым акцентом начал испытывать, где же границы этой свободы, особенно на лекциях Йиллиса Хаммара – он же самый главный в школе авторитет.
К моему удивлению, я вскоре понимаю, что границ свободы нет. Наоборот, Йиллис Хаммар поощряет нас во всем сомневаться, и с забавной серьезностью сам принимает участие в дискуссиях. Он может иногда проявлять признаки нетерпения, когда я чересчур надоедаю ему или просто мешаю, но он никогда не позволяет себе высмеять незадачливого ученика, он принимает всерьез все, что я спрашиваю.
Это мне знакомо – Пинкус тоже всегда выслушивал мои вопросы очень серьезно.
Как это важно, когда тебя принимают всерьез! Только так воспитывается уверенность в себе, человек не боится думать самостоятельно. И по возможности без предрассудков – совсем без предрассудков не мыслит ни один человек на земле.
Дни и вечера в Биркагорде заполнены интересными и занимательными делами. Меня принимают таким, какой я есть, и я тянусь к этим людям. Я учусь, и довольно успешно, старинным шведским народным танцам. В теплице Биркагорда я постепенно начинаю понимать то, что, как мне кажется, и есть душа народа, населяющего мою новую родину.
Благодарность моя Йиллису Хаммару безгранична.
Письма мои в Ченстохову становятся все реже и короче, и, самое главное, я начинаю вновь интересоваться девушками – явный признак выздоровления от апатии. Я начинаю встречаться с… назовем ее Ульрикой.
Ульрика – стройная, немного медлительная, но гибкая девушка с коротко стрижеными темно-рыжими волосами и зелеными, чуть сонными глазами. Она очень следит за собой, очень способна, немногословна, но твердо знает, чего хочет и умеет этого добиваться. Госпожа Лагерман теперь уже не оставляет мне грязную посуду по вечерам, я стал своим в этой прелестной, культурной семье, их не беспокоит, или, во всяком случае, они не выказывают беспокойства, если я вдруг не прихожу ночевать.
Мать Ульрики часто работает в ночную смену, поэтому я иногда ночую в их скромном, но очень элегантно и со вкусом обставленном доме с маленьким, ухоженным садиком. Ульрика почему-то не хочет, чтобы я встречался с ее матерью. Мы долго разговариваем по вечерам, вернее, это я долго разговариваю по вечерам – я рассказываю ей о своих планах и мечтах о будущем. После школы конечно же постараюсь поступить в университет, мечтаю я вслух, буду изучать химию или какую-то иную естественную науку. Конечно, хотелось бы медицину, но химия тоже неплохо.
Ульрика хорошо умеет слушать, но обычно не комментирует мои полеты в будущее. Сама она более сдержанна, один раз только упомянула, что отец их оставил. Я вижу, что ей больно об этом говорить.
И вдруг как-то вечером она с внезапной агрессивностью заявляет мне, чтобы я и не мечтал поступить в шведский университет – ничего из этого не выйдет. После этого и она, и я какое-то время молчим, мне очень грустно – главным образом из-за того, что она в меня не верит. В дальнейшем я стараюсь не делиться с ней планами на будущее – по-видимому, это ее раздражает. Вскоре мы прекращаем встречаться – Ульрика променяла меня на симпатичного темноволосого парня, руководителя на одной их наших экскурсий. Мое мужское честолюбие первый раз в жизни по-настоящему задето.
Нина иногда заходила ко мне в первые дни после начала учебы в Биркагорде. Потом, очевидно, посчитав, что у меня все в порядке, исчезла. Но в конце ноября появилась вновь с ошеломляющим вопросом – не хочу ли я поступать на медицинский факультет в университете в Уппсале.
Нине не нравится ее работа помощника лаборанта, хотя у нее там и очень хорошие отношения. Несмотря на свое положение беженки, она не может примириться с тем, что ей не суждено стать врачом – это была ее мечта с детства. Она упряма и неутомима, заводит знакомства, задает вопросы и наводит справки. Откуда-то она знакома с Кимом Крамером, сыном профессора математики в Стокгольмском университете. Ким – студент медицинского факультета в Уппсале. Как-то в разговоре он упомянул, что в Уппсале учатся несколько студентов из Норвегии – оказывается, для того, чтобы поступить учиться, не обязательно иметь шведский аттестат. Если могут норвежцы, почему не можем мы?
Нина, Хеленка и Тоська живут у одной хозяйки в доме в Хеггвике, и, когда нет дождя, Нина ездит на работу на велосипеде. Вообще говоря, стипендии ей хватает, но хочется скопить немного денег, поэтому она купила очень дешево подержанный велосипед. Можно довольно прилично сэкономить на билетах на пригородную электричку от Хеггвика до института, если, конечно, ты в состоянии каждый день крутить колеса двадцать километров туда и двадцать обратно.