Две женщины оттащили Иляну и уложили ее за стогом, на солому. Какой-то мальчуган плел себе там венок из ржаных колосьев.
— Ионел, милый, беги скорее в усадьбу да скажи Маргиоале, чтоб скорей шла сюда: дочь заболела…
Мать Иляны стирала белье на помещичьем дворе.
Небо покрылось тучами. Надвинувшись словно исполинский занавес, проливной дождь хлынул на спаленное жнивье.
Дубина вне себя метался туда и сюда, обжигая ударами хлыста всякого, кто попадался ему по пути, и орал, как сумасшедший:
— Накрывайте зерно брезентом!
Люди, потерявшие голову, ослепленные дождем, наталкивались друг на друга. В этой суматохе Маргиоала, мать Иляны, тревожно допытывалась: «Где же моя дочь? Где моя дочь?» Но никто ее не слышал и не отвечал ей.
Ночью, в страшных муках, Иляна родила уродца со сплющенным черепом.
Две недели голосила она: «Дайте мне моего ребеночка, моего птенчика! Так бы его и зацеловала, красавчика моего!»
МОГЫЛДЯ
Мы учились вместе с ним в начальной школе. Я его недолюбливал, потому что у него было злое лицо. Вдобавок он, всякий раз как мы встречались глазами, корчил мне страшные рожи. Поэтому я очень обрадовался, увидав однажды, как господин учитель Удря схватил его за уши и растянул на парте. Ужасное это было наказание! Провинившегося клали ничком на парту, один классный староста держал его за шею, другой за ноги, а господин учитель сек розгами ему… спину, чтобы загнать ум в голову, Порой вопли несчастного ребенка приводили господина учителя в бешенство. Розги ломались одна за другой, а это, понятно… еще больше его разъяряло.
— Камбур! Принесешь мне завтра штук двадцать хороших розог! Чтобы я больше не видел этой соломы, а не то, смотри ты у меня, уши оборву! Ясно?
И на следующий день «колобок» Камбураки, сын бондаря из Поду-Верде, приносил на спине вязанку свежих розог.
Озорные, прямо-таки бесовские глаза были у Могылди, а головой он то и дело вертел, как хорек, — ни минуты, бывало, не просидит спокойно. Школьники прозвали его Бесенком. Я никак не мог догадаться, куда это Могылдя исчезает во время перемен: всякий раз он выскакивал за ворота со своими товарищами, а возвращались они с видом таинственным и лукавым. Я знал, что отец Могылди — переплетчик и живут они напротив школы. Я слышал также, что у Бесенка собственная лавочка у входа в погреб. С самого начала я смотрел на этого мальчика с какой-то робостью, он это заметил и естественно стал относиться ко мне свысока. Между нами возникла неприязнь, мы все больше озлоблялись друг на друга и втихомолку сжимали под партой кулаки в ожидании того дня, когда померимся силами на холме Цугуят.
Я почему-то побаивался Могылди, хотя был и выше его ростом; мне казалось, что он может меня обидеть и унизить в глазах товарищей. Но в один прекрасный день я одержал победу. Даже и сейчас при воспоминании о ней я испытываю гордость.
Господин учитель Удря рассказал нам о том, как Иисуса схватили в Гефсиманском саду.
— Кто из вас может рассказать своими словами?
На минуту в классе воцарилось молчание. На дворе стояла весна; мальчики смотрели на видневшееся в окне старое абрикосовое дерево, которое в этом году расцвело раньше времени.